|
П. О. Бернарт: - Но ведь когда есть то, что называется, припоминается и именуется,речь идет именно о признании. Лакан: - Безусловно, но он не выделяет эту функцию, поскольку для него, в конечном счете, было лишь одно признание - признание Христа. Тем не менее бесспорно, что тема эта, как минимум, появляется. Даже те вопросы, которые он решает отличным от нашего способом, по крайней мере, указаны - таким образом, язык его сродни нашему. П. О. Бернарт: - И это главное. Лакан: - Перейдем ко второй главе, которая касается того, что вы назвали властью языка. П.О. Бернарт: - Называется она - "О том, что знаки вовсе не предназначены учить". На этот раз речь пойдет уже не об отношении знаков к знакам, а мы приступаем к отношению знаков к означиваемым вещам. Лакан: - "От знака к обучению". П. О. Бернарт: - Это плохой перевод, скорее "к означиваемому". Лакан: - Вот как вы переводите "dicendum". Да, но святой Августин говорит нам, с другой стороны, что "dicere", являющееся основным смыслом речи, это "docere". П.О. Бернарт: - Я пропущу две или три страницы. Итак, Августин утверждает, что знак, когда его слышат, направляет внимание на означенную вещь. Чему он приводит возражение с аналитической точки зрения интересное, поскольку оно встречается время от времени. - Что ты скажешь, спрашивает онуАдеодата, если собеседник в шутку сделает заключение, что если кто-то говорит о льве, то лев выходит из уст говорящего? — Это знак, отвечает Адеодат, выходит из уст говорящего, а не значение; не понятие, а средство его передачи. Теперь, Августин хочет нас подвести к тому, что, по сути, знание исходит от вещей. Сначала он спрашивает, что нужно предпочесть - означенную вещь или знак. Следуя универсальному в ту эпоху принципу, означенные вещи нужно ценить больше, чем знаки, поскольку знаки подчиняются означенной вещи, а все, что подчиняется другой вещи, менее достойно, чем то, чему оно подчиняется. - По крайней мере, ты не судишь об этом иначе, говорит Августин Адеодату. Но тот находит ему возражение. Ад. - Если мы говорим непристойность, то это имя, на мой взгляд, гораздо достойнее им означенной вещи. Поскольку мы предпочитаем это слышать, нежели чувствовать. Это позволяет ввести между вещью в ее материальности и знаком осведомленность о вещи, то есть знание. - Какова цель, спрашивает Августин, тех, кто приписал имя столь постыдной и презренной вещи? Им важно было уведомить других о надлежащем поведении в отношении такой вещи. И большего уважения заслуживает не вещь, а знание вещи, которым является само слово. — 223 —
|