|
Она вписывает в плоскость реального тот другой план, который мы называем здесь планом символического. Конечно, сравнение - не доказательство, и я лишь проиллюстрировал здесь то, что сейчас объясняю вам. Из тупика, выявленного во второй части изложения Августина, следует, что вопрос об адекватности знака - я уже не говорю вещи, но тому, что знак обозначает - ставит перед нами загадку. Тайна ее - не что иное, как загадка истины, здесь-то и подстерегает нас августиновская апологетика. Либо вы уже располагаете смыслом, либо вы им не располагаете. Вы понимаете то, что выражается знаками языка, в конечном счете, благодаря тому свету, который доходит до вас помимо знаков - либо посредством внутренней истины, позволяющей вам распознать то, что доставляется знаками, либо посредством представления некоторого объекта, настойчиво и многократно с теми или иными знаками сопоставляемого. Итак, мы получили обратную перспективу. Истина находится вне знаков. Такой качок августиновской диалектики направляет нас к признанию подлинного magister, внутреннего господина истины. С полным правом мы можем приостановиться на мгновение, чтобы заметить, что сам вопрос истины уже ставится благодаря диалектическому прогрессу как таковому. Так же как в одном месте своего доказательства Августин забывает, что столь сложная техника птицелова - хитрость, западня для ее объекта, намеченной для поимки птички - с самого начала структурирована, инструментализирована речью - точно так же и здесь, похоже, он не замечает, что сам вопрос истины с самого начала включен внутрь его обсуждения, поскольку именно с помощью речи он речь изучает и создает измерение истины. Всякая речь, сформулированная как таковая, привносит в мир новшество возникновения смысла. Это не значит, что она утверждает себя как истину, она, скорее, вводит в реальное новое измерение - измерение истины. Августин приводит следующий аргумент - речь может быть обманом. Уже одно это подразумевает, что знак может быть представлен и закреплен единственно в измерении истины. Ведь чтобы быть обманом, речь утверждает себя истинной - для слушающего. Для говорящего же - сам обман требует предварительной опоры на истину, которую надо будет сокрыть, и по мере того, как обман будет развиваться, он будет подразумевать подлинное углубление истины, которой, если можно так сказать, он соответствует. В самом деле, по мере того, как происходит организация лжи, как она выпускает свои щупальца, ей необходим соответственный контроль истины, которая встречается ей на каждом повороте пути и которой ей следует избегать. В традиции морализма это прекрасно выражено - когда лжешь, нужно иметь хорошую память. Нужно чертовски хорошо знать вещи, чтобы успешно поддерживать ложь. Нет ничего сложнее, чем постоянная ложь. Поскольку в этом смысле ложь, развиваясь, участвует в процессе окончательного схватывания истины. — 228 —
|