|
Тут мальчик приметил, что вокруг, насколько хватает взгляда, простирается одна пустынная, заросшая мохом, хлюпающая равнина вперемежку с пузырящимися лужицами, а он сам всего лишь размещается на крохотном клочке тверди - бугристой кочке, на которой же установлен и одинокий колышек с меняющимися сообщениями. - Вот так, так! – Почесал Ваня затылок. Быстрее, быстрее. - Что быстрее? Ныряй в болото. – Покачнулся колышек. - Но зачем?! – Вскричал Иван. Неужели ты хочешь проторчать на одной и той же кочке? - М-да… ну, уж нет. – Задумался отрок. А тем временем, чавкающая масса уже крепко обхватила его ноги. Если сам не отправишься через болото, то тогда болото направится к тебе. - И какая разница? Разница та, что в первом случае ты сможешь его пройти, а во втором оно накроет тебя и скукает. - Ой! – Весело воскликнул И. – Так мой папа говорит – «скукает» – про еду. Не теряй времени на болтовню. Ныряй в болото. Разве ты не чувствуешь, что оно уже подобралось к тебе и вцепилось в тебя? Иван посмотрел вниз и увидел, что ноги его крепко увязли в буром грязном месиве. - Ой! На дощечке просочились буквы, выполненные черной тушью: VITRIOL. - Последний вопрос, последний вопрос! – Замахал руками Иван, силясь вытащить засосавшиеся по колено топью, отяжелевшие ноги. Колышек нетерпеливо качнулся. - Что означает последнее слово? Дощечка покрылась новым начертанием: Visita Interiora Terrae Rectificando Invenies Occultum Lapidem. Сложи первые буквы каждого слова и получишь VITRIOL. - А как это переводится? Ты сказал – последний вопрос. Как хочешь, а я ныряю. И колышек провалился сквозь кочку. - А-а! Была, ни была! – Отчаянно заорал Ванятко и, спружинив жилистое тело, плюхнулся в хлябь. 37. Вот так встреча! Поначалу Иван подумал, что помер. Сама необходимость прыгать в болото представилась ему окончанием его беззаботных и, не смотря на наличие разнообразных коллизий, все же, в целом, радужных дней земных. И, когда понимаешь, что вот-вот тебе придется расстаться с жизнью, тебя охватывает паника, а, может быть, даже ужас, и отчаяние. Но через какое-то время ты устаешь ужасаться и отчаиваться и вместо недоуменного «Почему я?» приходит смиренное «Я? Ну что ж. Я – значит я. И никуда от этого не деться». Потом вовсе успокаиваешься: «Наверное, муки рождения были гораздо тяжелее, чем сожаление по поводу кончины. Но раз ты вынес такое, когда сам пролезал сюда вперед головой, то, тем паче, переживешь, когда тебя другие вынесут вперед ногами». — 119 —
|