|
Вырисовывается нечто вроде конспиративной связи „Лев Троцкий — Виктор Копп — Макс Эйтингон", в которой, вероятно, с самого начала участвовали также Адольф Иоффе, Наум Эйтингон и Отто Шмидт, Конечно, связи были задействованы не столько для скрытого финансирования международного психоаналитического движения (центром которого отчасти благодаря этому финансированию становится Берлин), сколько для иных, не до конца известных нам политических целей. Может быть, это была организационная и финансовая подготовка к предстоящей вскоре активизации троцкистской оппозиции. Самоубийство интеллигенции Эйтингон был далеко не единственным интеллектуалом, который принял участие в преступлениях сталинского режима за границей. В них участвовали и люди более знаменитые, и люди, вовсе не связанные с Россией. Под руководством Наума Эйтингона вооруженное нападение на Троцкого осуществлял мексиканский художник Давид Сикейрос, а чилийский поэт Пабло Неруда был уволен с дипломатической службы за то, что снабдил Сикейроса визой, которая позволила ему после покушения спастись от мексиканских властей. Лев Седов и Игнатий Рейсе были убиты при непосредственном участии Марка Зборовского, антрополога, работавшего с Маргарет Мид, а впоследствии выдавшего американцам сеть агентов КГБ и ими за это помилованного. Сергей Эфрон, писатель и муж Марины Цветаевой, евразиец по убеждениям, тоже участвовал в делах группы Н. Эйтингона. На его совести убийство Рейсса, он принимал также участие в деле Миллера. Эфрону удалось бежать в СССР, о чем он мечтал десятилетия жизни в эмиграции. На родине он через некоторое время был арестован и погиб. Цветаева, скорее всего узнавшая о занятиях своего мужа лишь после его отъезда, в Париже оказалась отверженной всеми эмигрантскими кругами. Никто не хотел общаться с женой большевистского агента. Только жившая в Париже кузина Эйтингона пришла ей на помощь...В конце концов и сама Цветаева, гениальный поэт и человек абсолютной порядочности, тоже — добровольно! — вернулась в СССР, к своему мужу-убийце и под власть убийц. Судьба Цветаевой, отдавшей свою свободу и пришедшей к неизбежности самоубийства, символична для поколений русских интеллектуалов. И. П. Павлов писал: „Можно без преувеличения сказать, что прежняя интеллигенция частию истребляется, а частию и развращается" . Но интеллигенция России сама творила свою судьбу, и она, а не некие внешние силы, ответственна за свою гибель. Это свидетельствовали люди, политическая репутация которых осталась безупречна. Бердяев называл русскую революцию самоубийством русской интеллигенции. А вот что со свойственной ей ясностью писала Нина Берберова: „Теперь,., я вижу, что уничтожение пришло не прямым путем, а сложным, через некоторый расцвет; что ход был не так прост через это «цветение», что некоторые люди и цвели, и гибли, и губили других, сами этого не сознавая". Приводя этому несколько примеров, Берберова выбирает из сотен возможных фамилий как раз те, которые фигурируют и в нашей истории — Троцкого, Воровского, Пильняка. — 204 —
|