Досье на человека

К вечеру они завершили игры и, выйдя из состояния туманной экзальтации, поговорили за чашечкой кофе о соблазнах и мистичес­кой значимости садомазохизма, который в конечном итоге приводит; к душевному просветлению. При этом сексуальные союзники ссы­лались на Достоевского, утверждавшего, что высшее наслаждение находится на кончике кнута.

— Причем заметь, — убежденно говорил Лукин, — что все ве­ликие люди так или иначе являлись садомазохистами. В этом-то и заключается оккультная тайна: только пройдя через унижение, мож­но обрести истинное величие и силу. Только смешавшись с грязью сможешь познать истинный вкус земли. А земля тебе даст силу, с помошью которой ты сможешь преодолеть ее собственное притяже­ние Вот почему великие мира сего начинали свой путь в недрах страдания и унижения. Наполеон, Достоевский, Гитлер — в жизни вели себя как самые настоящие мазохисты.

Относительно Гитлера Рита несколько смутилась:

— А что, фюрера ты считаешь тоже великим?

— Безусловно. Он был воплощением абсолютного зла. И в мире существует не только великое добро, но и великое зло, я имею в виду ту силу, заряд которой оно в себе несет. Мир наполнен злом, и его пророки обладают несомненной властью.

— Ты хочешь власти?

— Я хочу быть сильным. А ты?

— Я тоже.

— А зачем тебе сила? Ради каких амбиций ты хочешь ее полу­чить? Ты вынашиваешь далеко идущие планы?

— А ты свои планы знаешь? Мне, например, понятно одно — когда я тебя луплю и унижаю, мне приятно. Я получаю удовольствие.

— И оргазм сотрясает твое холодное надменное существо... по­нимаю... но что дальше? Секс только ради секса — это телячье удо­вольствие. Он таит в себе гораздо большие глубины, сокровенные мистические глубины.

— Меня мало интересуют эти глубины. Меня интересует только мое удовольствие.

— Но и карьера ведь тоже?

— Разумеется. Конечно, я предпочитаю заниматься интеллекту­ально-изысканным трудом, чем какой-нибудь потнойнюрой водить переполненные трамваи.

— Но когда мы с тобой занимаемся нашими играми, ты, стано­вясь на четвереньки, сравниваешься с этой самой нюрой. Вы обе — всего лишь текущие самки.

— Да, но затем я стремительно превращаюсь в повелительницу, властную и сильную. Эта траектория взлета и является пиком мо­рального наслаждения. Это — мощный душевный оргазм.

— Ну а с другими мужчинами ты пробовала заниматься тем же, что и со мной?

— Кое с кем занималась, но не с такой силой.

— Как это понимать?

— Очень просто. Дело в том, что ты являешься довольно своеоб­разным субъектом, и твое своеобразие заключается в твоей откро­венности. Ты не скрываешь свою внутреннюю грязь, свою внутрен­нюю патологию, которая, безусловно, таится в каждом человечес­ком существе. Ты выплескиваешь содержание своего дна и любу­ешься им. В этом смысле ты страшный человек, и это меня к тебе влечет. Ты совершенно открыто демонстрируешь свои пороки и кри­чишь: «Вот посмотрите, какой я злой, порочный, гадкий!», и тут же добавляешь: «Но как я прекрасен». Ты навалишь кучу дерьма и все предлагаешь полюбоваться твоим дерьмом.