|
Комплекс слияния может препятствовать всякому усилию, направленному на окончание творческого проекта. К примеру, математика, пытающегося добиться штатной должности, оставляют на факультете благодаря репутации блестящего ума. Однако он не в состоянии дописать статью и довести ее до публикации. Он одновременно занят несколькими статьями сразу. Он находит параллели между разными статьями. Он задается вопросом — похоже, они складываются в книгу. При подготовке рукописи для отправки в журнал он «каким-то образом» стирает ее из памяти компьютера. Сепарация, означающая способность иметь что-то похожее на самость, отличную от той, что слита с бессознательной жизнью и ее обширным потенциалом, непомерна для этого человека. Вся эта драма часто отыгрывается на внутреннем уровне. То есть человек может чувствовать себя связанным своими бессознательными чувствами и фантазиями и не быть в состоянии отделиться от них. Такие состояния часто безысходны, как тяга к притупляющим, обезжизнивающим или хаотическим состояниям инкорпорированных57 депрессивных аспектов матери — к мощным психическим пережиткам реального детского опыта. Поскольку отделиться от этого состояния кажется невозможным, человек попадает в ловушку пассивной защиты и замыкается в утешительных фантазиях, или же наоборот: постоянно кидается в бездумные действия, приводящие лишь к еще большему стыду. Человек с сильным комплексом слияния редко когда сознательно или волевым актом оставляет свою ограниченную «территорию»; он (или она) испытывает внезапную потерю 70 энергии при каждой попытке инициировать изменение. Один мужчина, часто томящийся в подобном состоянии, как-то сказал мне: «Как только я начну делать что-то, я могу делать это вечно. Делание — больше не проблема; начало — вот что невозможно, и я умудряюсь «забыть» о том, что мне нужно сделать за день, например, перезвонить кому-то, и так до той поры, когда мне нужно уже выезжать на встречу с вами, и вот я уже чувствую себя полной размазней. А иногда я слишком стесняюсь, чтобы прийти». Вокруг нереализованных потенциальных возможностей накапливается столько стыда, что многие люди в сходной ситуации болезненно немеют. Образы могущественных людей, ведущих себя в лучшем смысле этого слова наступательно, — встающих на защиту глубочайших ценностей не только на словах, но и на деле, — заполняют внутренний мир мечтаний и фантазий. Человек может снова и снова в потаенных уголках своих фантазий практиковаться в том, «что лучше сделать» в той или иной ситуации, однако в реальности, когда необходимо действовать, этот человек оказывается едва способным произнести, что же он намеревался совершить, или же страдает от неловкого молчания, снова предавая свой внутренний зов. Эти переживания могут стать столь болезненными и постоянными, что порождает очень ограниченную жизнь, организованную вокруг защиты себя от едкого стыда. Компромиссы же всегда кончаются неудачей; и временами самоубийство манит как единственный выход из агонии. — 47 —
|