|
Сексуальная жизнь была для Марии основным средством дать выход своим агрессивным чувствам и желаниям. Она позволяла ей возбуждаться и ослаблять контроль над своим телом (хотя она и не достигала никогда полного оргазма) и своей речью, скандаля и ссорясь после очередного приключения. Только после этого ее самооценка восстанавливалась, и она ощущала мир и покой, так как не дала кастрировать себя, а, скорее уж, кастрировала партнера. Чувство любви и зрелые объектные отношения для нее не существовали. Первый год анализа ушел на установление лечебного союза и частичную проработку ее полнейшего отрицания агрессивных чувств и желаний. Со временем она стала засыпать, используя мой голос как вспомогательное Эго ( auxiliary ego ). Она говорила себе: «Уснуть — не значит умереть». В конце первого года она впервые рассказала свой сон, в котором она пыталась управлять автомобилем. Отец бежал сбоку, пытаясь помочь ей. Она чувствовала себя страшно виноватой перед ним. Путем ассоциаций она вспомнила, как сердилась на отца за то, что он рассказал кому-то, как она плакала, увидев его в тюрьме. Ее мысли затем обратились к пережитому в больнице, когда она, намочив постель, и без того была перепугана, а няньки ее еще и отругали. В ее памяти воскресло, как они смывали с ее тела мочу и испражнения в стеклянные судна, отстраняясь с брезгливым отвращением, словно от страшнейшей заразы, как будто ее тело было вместилищем только чего-то опасного и позорного. Она вспомнила себя сидящей на заднем сидении автомобиля, когда ее отец наехал на человека и сломал ему ногу; потом ей сказали, что тот человек умер. Накануне вечером она думала о том, чтобы лечь у меня на кушетку и о своем сопротивлении этому: лечь на кушетку — означает ослабить контроль над телом и над эмоциями; это опасно, это может заставить ее ощутить себя беспомощной. После этого сновидения открылась масса материала о ее госпитализации с полиомиелитом, включая болезненный опыт с трубками, которые с силой запихивали в каждое отверстие ее тела, несмотря на ее сопротивление. Она заметила, что родителям позволяют приходить к детям в больницу только когда ребенок умирает, и поэтому испугалась, когда отец, переодевшись в белый докторский халат, прокрался ее навестить. К ее ужасу, в этот день умерла девочка на соседней кровати. Мы начали понимать чувства Марии — сразу и радость, и вину: отец принадлежал ей одной, таким тайным, возбуждающим способом, но по пятам за этим шла смерть. Мать не могла прийти к ней — она была беременна и несколько месяцев спустя родила своего последнего ребенка. Мария видела в ее отсутствии только то, что мать ее бросила, а рождение малыша заставило ее испытать и горшее унижение: мать рожает отцу детей, а она сама может только болеть и чахнуть. Мы понимали теперь, как важно было для Марии отрицать свою беспомощность и вернуть себе контроль за своим телом и чувствами, обратить пассивность в активность. — 25 —
|