Введение в психиатрическую клинику

В течение ближайших месяцев состояние улучшилось. Со­знание больного стало яснее, он сделался естественнее в своем поведении, имел отчетливое сознание болезни, но оставался по­разительно тупым, безучастным, почти без мыслей. Тем не ме­нее он нашел на воле занятие и лишь год тому назад вернулся вновь в клинику. Он бросился под поезд, потерял при этом пра­вую ногу и поломал левую руку. На этот раз он был сознателен, отдавал себе отчет в окружающем, обнаружил весьма хорошее знание географии и счета, но по собственной инициативе ни с кем не заговаривал, лежал отупелый, с ничего не выражающим лицом, не интересуясь и не обращая внимания на происходящее вокруг него. Как причину своей попытки самоубийства он ука­зал свою болезнь; год тому назад ему “проломило” мозг. С тех пор он не может один мыслить; другие знают его мысли, говорят о них, слышат, когда он читает газету.

В таком состоянии больной остается еще и сегодня. Он рав­нодушно смотрит перед собой, не оглядывается в новой обста­новке, не взглядывает, когда заговаривают с ним. Тем не менее при настойчивых вопросах удается получить от него отдельные правильные ответы. Он знает, где находится, знает год и месяц, имена врачей, решает простые задачи, может назвать несколько городов и рек, но одновременно называет себя сыном кайзера — Вильгельм Rex. Его положение не заботит его, он хочет здесь остаться; его мозг ранен, его сосуды открыты. Ясно обнаружива­ется восковая гибкость и эхопраксия. На требование подать руку он, подобно предыдущему больному, прямо вперед протягивает ее, не пожимая.

Вы легко узнаете, что мы имеем перед собой состояние слабо­умия,[1] при котором способность понимания и сохранение ранее приобретенных знаний значительно менее пострадали, чем способ­ность суждения и в особенности, чем эмоциональные движения и тесно связанные с ними волевые проявления. Сходство картины бо­лезни с ранее рассмотренной очень велико, несмотря на различное развитие болезни. И именно полная потеря эмоциональной живо­сти, равнодушие и отсутствие всякого стремления к деятельности являются столь своеобразными и глубоко проникающими измене­ниями, что они в обоих случаях накладывают на картину болезни свою определенную печать. Они являются, на ряду с разорванно­стью мышления и несвободой воли, самыми длительными и харак­терными основными признаками раннего слабоумия. Напротив, бредовые идеи и галлюцинации, наблюдаемые, несомненно, очень часто, могут совершенно отсутствовать или возникать лишь прехо­дяще, но от этого не меняется сущность болезненного процесса. Однако, мы должны запомнить как, правило, что депрессивные со­стояния, сопровождаемые уже при самом возникновении живыми гал­люцинациями или запутанными бредовыми представлениями, в большинстве случаев являются началом раннего слабоумия. Состо­яние тревоги или тоскливое настроение могут вначале быть весьма живыми, но эмоциональный тонус быстро исчезает, хотя даже внешние признаки — страх и тоска еще некоторое время остаются. Значительно дольше обычно удерживаются расстройства воли, но они также во многих случаях теряют свою яркую форму и могут ограничиться некоторой неподвижностью, связанностью движений, маленькими странностями поведения и недоступностью по отно­шению к посторонним воздействиям.