Совершенно другую картину смешанного состояния представляет 53-х летний помещик, которого я вам сейчас демонстрирую (случай 8). Больной дает правильные сведения о себе, знает, где находится, узнает врачей, однако, во времени ориентирован недостаточно ясно. Вначале он держит себя спокойно, но во время беседы все больше и больше возбуждается, настойчиво просит отпустить его домой, к жене и детям, еще один раз оказать ему милость; кто возьмет за это ответственность, если его навсегда и навеки засадят в тюрьму. Служителя ему сказали, по скрещенным ложкам он сам обнаружил, что его хотели связать; 5 тарелок составленных одна на другую будто обозначают, что он не вернется более к своей семье, 4 — дома, 1 — здесь. Он видит, что его считают неизлечимым и не съест больше ни куска. Своим пребыванием здесь он обворовывает своих детей. Завтра он вне сомнения будет казнен, но почему же он, однако, не обратил внимания на значение того, что чашка была разбита, и посуда в таком виде стояла на столе? Он должен был бы сказать: “Я не знаю почему” и потребовать свое платье. Так он продолжает спутано говорить, дает себя перебить лишь на короткое время, и вновь начинает свои жалобы. При этом он проявляет оживленное душевное возбуждение, ломает руки, хочет опуститься на колени, стонет и громко рыдает. И в тоже время выражение лица у него собственно не печальное. Он смотрит вокруг себя оживленными, блестящими глазами, то и дело отвечает на вопросы по существу, согласен заключить договор, что он в течение 8 дней будет молчать и хорошо кушать, если его отпустят домой, полушутливо настаивает, чтобы ему в этом дали руку, а потом вновь впадает в свое прежнее многословье. Соматическое исследование не обнаруживает никаких значительных изменений. Таким образом, клиническая картина больного такая же, как и при состоянии депрессии. Если мы себя спросим о ее клиническом значении, то мы прежде всего должны будем думать о возможности меланхолии. Обращает, однако, на себя внимание то, что больной не обнаруживает наряду с тревожным настроением задержки мышления и воли, но, наоборот, проявляет значительную разговорчивость и поразительную, правда только преходящую, отвлекаемость. Если мы познакомимся с историей развития этого состояния, то мы узнаем, что больной происходит из здоровой семьи, но имеет психически больного сына; двое остальных детей здоровы. Он принимал участие в походе 1870 г., был спокойным, трезвым рабочим, и только на 43 году жизни попал вследствие “меланхолии” в здешнюю клинику на излечение и после короткого времени выздоровел. Теперь, уже приблизительно год, как он вновь заболел. Он создавал себе необоснованные заботы, исполнял работу на выворот, высказывал мысли о самоубийстве. По его признанию, он утром не знал, надо-ли ему выехать или нет, следует ли ему отвести мусор в то или другое место; в заключение его жена сказала: “поезжай-же, наконец”. Иногда он чувствовал себя очень хорошо; затем снова ему казалось, что он не сумеет больше испытывать радость; зачем же ему жить дольше. Часто он бывал раздражителен и зол; потом он раскаивался в этом. — 22 —
|