|
«Я давно бросил мои занятия. Кажется, уже два года, как я не читаю ничего, кроме одной единственной книги… Раньше моим настоящим призванием было — упражнять аналитические способности моего ума. Но теперь изучение математики, интеллектуальной фило-софии и т. д. сделалось для меня непосильным. Я уклонялся от него с чувством детской слабости… Это духовное оцепенение длилось целых четыре года, во время которых я был в путах опия. Если бы я не испытывал определенных мук, я бы легко поверил, что я спал все это время. Редко я мог принудить себя написать письмо, и то ответ в несколько строк был крайним пределом того, до чего я мог подняться, при чем часто это происходило только после того, как письмо неделями и месяцами лежало на моем письменном столе… Тупое чувство своего состояния под конец причиняет каждому опиофагу такие муки, какие редко приносит с собой положительная боль. Из-за неспособности и слабости он пренебрегает своими ежедневными обязанностями, и укоры совести по поводу этого непрерывно жалят его, все безнадежнее запутывая его положение. Он не теряет ничего из своей моральной чувствительности или из жара своих стремлений, он стремится и желает так же горячо, как раньше, однако то, чего добивается его дух, далеко превосходит его силы, и не только силы, нужные для исполнения, но даже те, которые необходимы, чтобы только попробовать. Он все время находится под тяжестью ночных кошмаров. Не будучи в состоянии даже подняться с постели, он лежит неподвижно и, приводя на память все, что он мог бы выполнить, испытывает такое же чувство, как человек, который, будучи прикован к постели смертельной слабостью от отнявшей все его силы болезни, бездеятельно созерцает, как оскорбляют и угнетают предмет его нежной любви; — он проклинает колдовство, которое его сковало, он бы лишил себя жизни, если бы мог только встать и пойти. Но он бессилен как ребенок и напрасно предпринимает попытки встряхнуться…» Приведенные описания состояний отравления наркотическими ядами указывают, что несмотря на некоторые специфические отличия, характерные для каждого особого вида отравления (особая яркость цветов при отравлении гашишем, бессонница, микроскопические и осязательные галлюцинации — у кокаинистов, богатство фантастических образов — у опиофагов и т. д.), все они характеризуются некоторыми общими чертами, важнейшая из которых, это — паралич тех функций нашей психической жизни, которые обусловливают ее устойчивость, создают возможность Формирования личности с присущими ей определенными стремлениями и со способностью ставить себе задачи и работать над их выполнением, одним словом, паралич всех длительных волевых установок: нарушается устойчивость внимания, теряется сознание отдаленных целей, выпадает способность правильной координации движений и поступков, одновременно с чем растет беспорядочное возбуждение, сказывающееся в одних случаях наплывом и возрастающей яркостью образов фантазии вплоть до галлюцинаций, в других — неумеренными проявлениями и частой немотивированной сменой аффектов с одновременным увеличением количества плохо регулируемых движений. Повидимому, надо представлять себе дело таким образом, что отравляющему действию ядов особенно легко подпадают те части нашей нервной системы, деятельность которых связана с вышеуказанными функциями, а, кроме того, каждый отдельный яд обладает еще способностью поражать избирательно наиболее неустойчивые именно по отношению к нему нервные центры. Надо только прибавить, что нам в настоящее время совершенно неизвестно, какие это части и центры. — 9 —
|