|
Мы видели, что ни нормальные законы наследственности, ни правила, которым подчиняется передача задатков болезней, не оправдывают опасений общего вырождения. В частности выяснилось, что главный довод, приводимый обычно в пользу существования подобной опасности, основан на ошибочной предпосылке, а именно, на неверном предположении, будто к потомству переходят качества, приобретенные индивидуумом в течение его жизни В действительности же наследственность ведет не к вырождению, а к регенерации, да и причина вырождения (существования какового никто не оспаривает) — отравление зародыша — наносит, согласно современному состоянию наших знаний, вред только непосредственно пораженному (второму) поколению; дальнейший перенос возникших таким путем расстройств возможен, однако, до настоящего времени не доказан. Теперь нам остается выяснить, нет ли в самих правилах наследственности таких возможностей ухудшения вида, которые осуществлялись бы лишь при тех особых условиях, в которых живет цивилизованное человечество и, может быть, даже именно как раз лишь при господстве нашего теперешнего общественного строя. Вопрос этот в сущности совпадает с вопросом о действии отбора. Тот же процесс, который в природных условиях служил, по общему мнению, прогрессу и развитию вида, превратился будто бы благодаря человеческим учреждениям в причину вырождения. «Я нашел», писал Nietzsche, что «добрый человек»— форма самоутверждения декаданса. Добродетель о которой еще Schopenhauer учил, что она высшая, единственная и начало всех других — сострадание,— я признал опаснее любого порока. Принципиально препятствовать отбору в жизни вида, его очищению от отбросов — это считалось до сих пор добродетелью par excellence. Мысль эта, как известно, повторялась с тех пор очень часто во многих оттенках, не всегда привлекательных. Таким образом, она, по-видимому, не содержит в себе более ничего революционного и ничего опасного. В наше время требуют — часто, не зная о Nietzsche — беспощадного подавления не только моральна скверных, но и просто слабых и малопригодных элементов общества. Уже Schopenhauer проповедовал сознательный отбор, давая рецепт: «негодяев на виселицу, гусынь в монастырь» («Die Schurken an den Galgen, die Gдnse ins Kloster»); современная «евгеника», как и мораль господ Nitzsche, идет значительно-дальше этой цели. К вполне понятному требованию, чтобы все опасные для общественного спокойствия привычные преступники были навсегда обезврежены (и лишены возможности производить потомство), в наши дни присоединяется другое: кастрировать всех душевнобольных или даже чуть ли не всех нервно «отягощенных»,, или по крайней мере помешать им вступать в брак мерами государственного характера. Круг лиц, считаемых опасными, расширяется при этом все больше и больше, и возникает опасность, что в скорости могут появиться аналогичные пожелания и в отношении низших рас (фактически низших или считаемых таковыми). В таком случае, конечно, назрел вопрос, да обоснованы ли сами воззрения, на почве которых возможны подобные предложения. — 56 —
|