|
Вдруг танцы остановились, сюда бежал старый церковный сторож, Андрулио, с воздетыми к небу руками. - Вдова! Вдова! Вдова! - кричал он срывающимся голосом. Сельский полицейский Манолакас бросился первым, прервав танец. С площади видна была церковь, всё ещё украшенная миртом и лавром. Танцоры остановились, кровь прилила к головам, старики поднялись со скамеек. Фанурио положил лиру на колени, вытащил апрельскую розу из-за уха и вдохнул её аромат. - Где же она, старина Андрулио? - кричали все, кипя яростью. - Где она? - Там, в церкви, только что вошла, проклятая; она несла охапку цветов лимона. - Пошли туда, ребята! - крикнул полицейский, бросившись первым. В эту минуту на пороге церкви появилась вдова с чёрной косынкой на голове. Она перекрестилась. - Несчастная! Шлюха! Преступница! - кричали на площади. - Она совсем обнаглела! Она, обесчестившая всю деревню! Одни, вслед за сельским полицейским, бросились к церкви, другие, что стояли выше, стали бросать в неё камнями. Кто-то попал ей в плечо. Женщина вскрикнула, прижала ладони к лицу и нагнувшись, устремилась вперёд, пытаясь скрыться. Однако парни уже подбежали к дверям церкви, Манолакас вытащил свой нож. Вдова подалась назад, пронзительно вскрикнув, согнулась пополам и побежала, спотыкаясь, чтобы укрыться в церкви. Но на пороге уже стоял старый Маврандони, уперев руки в косяки. Вдова отпрыгнула влево и прижалась к огромному кипарису, стоявшему во дворе. В воздухе просвистел камень, попавший ей в голову и сорвавший косынку. Волосы её рассыпались по плечам. - Во имя Господа Бога! Из любви к Богу! - кричала она, прижимаясь изо всех сил к кипарису. Наверху, на площади, вытянувшись в нитку, девушки кусали свои белые платки и жадно вглядывались. Старики, повиснув на изгородях, пронзительно кричали: - Убейте её, ну! Убейте же её! Два парня бросились к ней, разорвав её чёрную блузку, грудь белая как снег, обнажилась. Из раны на голове текла кровь на её лоб, щёки и шею. - Ради любви к Господу! Ради любви к Всевышнему! - кричала она, задыхаясь. Струйки крови, сверкающая белизной грудь возбудили парней. Они выхватили ножи. - Остановитесь! - крикнул Манолакас. - Она принадлежит мне! Маврандони, всё ещё стоя на пороге церкви, поднял руку. Все замерли. - Манолакас, - сказал он глухим голосом, - кровь твоего племянника взывает! Дай ей покой! Я спрыгнул с изгороди, на которую вскарабкался, и бросился к церкви, но, споткнувшись, грохнулся во весь рост. — 176 —
|