|
Но я уже прошёл мимо. Мадам Гортензия лежала в большой кровати, которая, единственная, оставалась ей верна. Щёки её пылали от лихорадки, она кашляла. Едва увидев меня, она жалобно завздыхала: - А Зорба, где же Зорба? - Плохи дела. С того дня, как ты заболела, он тоже свалился. Он смотрит на твою фотографию и вздыхает. - Говори, говори ещё… - шептала бедная русалка, закрывая глаза от счастья. - Он послал спросить у тебя, не нужно ли тебе чего. Сегодня вечером он придёт, несмотря на то, что сам едва таскает ноги. Он больше не может перенести разлуку с тобой. - Говори, говори же ещё… - Он получил телеграмму из Афин. Свадебные туалеты готовы, венки тоже, их погрузили на пароход, они прибудут… вместе с белыми свечами, перевязанными розовыми лентами… - Продолжай, дальше! Сон её сморил, дыхание замедлилось; она стала бредить. В комнате пахло одеколоном, нашатырём и потом. В раскрытое окно со двора несло едким запахом куриного и кроличьего помета. Поднявшись, я тихонько вышел из комнаты. В дверях я столкнулся с Мимито. Сегодня на нём были совсем новые панталоны и сапожки. За ухом красовалась ветка базилика. - Мимито, - сказал я ему, - сбегай в Кало и приведи врача! Мимито уже снял свои сапожки, чтобы не портить их дорогой, и зажал под мышкой. - Обязательно найди врача, передай ему от меня большой привет, скажи, чтобы запряг кобылицу и непременно приехал. Скажешь, что мадам серьёзно заболела. Она простудилась, бедняжка, у неё лихорадка, и она умирает. Скажи ему это. Ну, беги! - Oх! Oх! Бегу. Он поплевал на ладони, весело похлопал, но не пошевелился, весело глядя на меня. - Беги же, говорят тебе! Мимито по-прежнему не шелохнулся, подмигнув мне дьявольской улыбкой. - Господин, - сказал он, - я отнёс тебе флакон флёрдоранжевой воды, это подарок. Мимито на мгновение замолчал. Он ждал, что я спрошу, кто его послал, но я продолжал молчать. - Ну что же ты не спрашиваешь, кто тебе его послал, господин? - закудахтал он. - «Пусть он смочит себе волосы, - сказала она, - чтобы они хорошо пахли!» - Беги быстрее! И помолчи! Он засмеялся, снова поплевал на ладони: Oх! Oх! и со словами «Христос Воскресе!» исчез, пытаясь смычком, зажатым в правой руке, водить по звонким струнам. - Христос Воскресе! - крикнул я, проходя мимо. — 174 —
|