|
— Оно уже занято, — ответил Роберт Прескотт. И как будто его слова обладали магической силой, рядом с ними возникла женщина. Она была высокая, и у нее были длинные желтые волосы, подвязанные красной лентой. На ней был свободный сарафан, а когда она села, Николасу стала видна ее пышная грудь. Она наклонилась и поцеловала его отца в щеку, а он протянул руку вдоль спинки ее сиденья. Николас попытался сосредоточиться на игре. Он даже открывал рот, чтобы вместе с остальными болельщиками подбодрить своих любимцев, но ему не удавалось издать ни звука. Неожиданно один из игроков соперника послал мяч на трибуны, как раз в сектор, где сидел Николас. Он почувствовал, как его пальцы дернулись в перчатке, и вскочил на деревянное сиденье, отчаянно балансируя, чтобы не упасть, и вытянув руку, чтобы поймать мяч. И тут он увидел, как отец склонился к женщине, щекоча губами мочку ее уха. Николас застыл и остался стоять на сиденье, даже когда все остальные болельщики уже уселись. Он смотрел, как его отец ласкает женщину, не являющуюся его матерью. Наконец Роберт Прескотт поднял глаза и встретился глазами с Николасом. — О господи! — выдохнул он, резко выпрямляясь. Он не протянул Николасу руку, чтобы помочь ему сойти с сиденья. Он даже не стал представлять его женщине. Он обернулся к ней и, не произнеся ни слова, сообщил очень многое, и это показалось Николасу еще хуже любых слов. До этого момента Николас был уверен, что его отец самый удивительный человек в мире. Он был знаменит. Его даже несколько раз цитировали в «Глоуб». Он внушал окружающим уважение. Разве его пациенты не присылали ему после операций конфеты и открытки, а однажды подарили трех гусят? Отец мог ответить на все рождающиеся у Николаса вопросы: почему небо синее, почему кока-кола шипит, почему вор?н, усевшихся на электрические провода, не бьет током, почему люди, живущие на Южном полюсе, не сваливаются с земного шара? Сколько Николас себя помнил, он всегда хотел быть похожим на отца, но в этот момент он обнаружил, что мечтает о чуде. Вот бы неудачно посланный мяч угодил в голову кому-нибудь из зрителей, тот потерял бы сознание, и менеджер Фенвея прокричал бы в громкоговоритель: «Есть ли на трибунах врач?» И тут на помощь пострадавшему пришел бы его отец. Он хотел видеть отца склонившимся над неподвижным телом. Вот он расстегивает воротник несчастного, нащупывает его пульс… Одним словом, он хотел видеть своего отца героем. Они ушли, не дожидаясь окончания матча. В трамвае Николас сел позади отца. Когда они подъехали к большому кирпичному дому, Николас выскочил из машины, бросился в лес, начинавшийся сразу за их садом, и с небывалой скоростью вскарабкался на первый же дуб. Ветер отчетливо донес до него голос мамы: «Где Николас?» А затем: «Какой же ты подонок!» — 88 —
|