|
— Они этого не говорили, — пробормотала я. — Скажи мне правду. — Но это правда, — возразил Николас. — Именно это меня и беспокоит. Мы почти в полном молчании доехали до Бруклайна. Астрид и Роберт Прескотты вместе встретили нас в холле. Они были облачены в одеяния модных серых оттенков, а в доме царил полумрак. Неосведомленный человек мог подумать, что в доме покойник. Весь обед я готовилась к неприятностям. Я была в таком напряжении, что даже подпрыгнула, когда Николас уронил вилку. Но никто не кричал, не топал ногами и не делал судьбоносных заявлений. Служанка подала жареную утку с молодыми листьями папоротника. Николас обсуждал с отцом рыбалку у мыса Доброй Надежды. Астрид предложила тост за наше будущее, и мы подняли бокалы. Лучи заходящего солнца преломились в витых ножках и окрасили стены радугами. И все это время я давилась страхом неизвестности, смрадным дыханием которой веяло из углов столовой. Мне казалось, что я вижу, как светятся в полумраке ее прищуренные волчьи глаза. За десертом я не сводила глаз с нависшей над столом массивной хрустальной люстры. Она крепилась на тонкой золотой цепочке, невесомой, как локон волшебной принцессы. Мне казалось, она вот-вот порвется. Вслед за Робертом мы перешли в гостиную, где нас ожидали бренди и кофе. Астрид убедилась, что все взяли бокалы. Я присела на краешек маленького диванчика, и Николас тут же сел рядом, обняв меня за плечи. Склонившись к моему уху, он прошептал, что обед прошел так хорошо, что он ничуть не удивился бы, если бы родители предложили организовать нам пышную экстравагантную свадьбу. Я крепко сжала сплетенные в тугой узел пальцы, украдкой озираясь вокруг и убеждаясь, что все свободное пространство гостиной занято фотографиями в рамочках. Они стояли на книжных полках, на рояле и даже под стульями. И со всех снимков смотрел маленький, постепенно подрастающий Николас. Вот он на трехколесном велосипеде, вот он поднял голову и смотрит в небо, вот он сидит на крыльце, обнимая лохматого черного щенка. Я так старалась разглядеть все эти прошедшие мимо меня эпизоды его жизни, что едва расслышала вопрос Роберта Прескотта: — Так сколько же вам на самом деле лет? Это застало меня врасплох. Я разглядывала голубые атласные обои на стенах, мягкие белые кресла, столики эпохи королевы Анны, с большим вкусом украшенные старинными вазами и медными шкатулками. Николас уже успел сообщить мне, что он не знает, кто изображен на привлекшем мое внимание портрете работы Сарджента над камином. Для отца это полотно было лишь выгодным капиталовложением. Я никак не могла понять, как Астрид Прескотт успела достичь мировой славы и одновременно создать дом, способный успешно соперничать с солидными музеями. И еще я не понимала, как Николас умудрился вырасти в доме, где, съехав по перилам или выводя собаку на прогулку, можно было ненароком уничтожить сотни лет истории. — 45 —
|