Мой отъезд, как и ее побег, касался всех нас, но мама, видимо, над этим никогда не задумывалась. Я вскочила и шагнула к ней так стремительно, что она отшатнулась и прижалась спиной к бледному оконному стеклу. — С чего ты взяла, что все так просто? — воскликнула я. — Да, можно уйти. Но там, откуда ты уходишь, остаются люди. Ты устраиваешь свою жизнь за их счет. Я тебя ждала, — тихо продолжала я. — Ты была мне нужна. — Я наклонилась еще ближе. — Ты себя когда-нибудь спрашивала, чего ты лишилась? Я говорю о сущих пустяках. Ты так и не научила меня красить ресницы, никогда не аплодировала мне на школьных спектаклях, ничего не знаешь о моей первой любви… Мама отвернулась. — Мне жаль, что я все это упустила, — прошептала она. — Наверное, мы не всегда получаем то, чего хотим, — продолжала я. — А знаешь ли ты, что, когда мне было лет семь или восемь, я держала в шкафу собранный чемодан? Я писала тебе два или три раза в год, умоляя приехать за мной, но не знала, куда отправлять эти письма. — Я не могла забрать тебя у Патрика, — возразила мама. — Это было бы нечестно. — Нечестно? По чьим стандартам? — Я смотрела на нее, чувствуя, что никогда в жизни мне не было так плохо. — А как насчет меня? Почему ты меня не спросила? Мама вздохнула. — Я не могла заставлять тебя делать такой выбор, Пейдж. Это была совершенно безвыходная ситуация. — Мне это отлично знакомо, — с горечью парировала я. Внезапно на меня навалилась такая усталость, что негодование покинуло мое тело. Мне хотелось уснуть и не просыпаться несколько месяцев, а может быть, и лет. — Есть вещи, о которых невозможно рассказать отцу, — еле слышно выговорила я, садясь на постель. Мой голос звучал бесстрастно и где-то даже по-деловому. Я подняла глаза и увидела, как передо мной промелькнула серебристая тень. Это моя душа покинула то укромное место, где пряталась много лет. — Когда мне было восемнадцать лет, я сделала аборт, — безжизненно произнесла я. — Тебя рядом не было. Мама протянула ко мне руки, и я увидела, что она побледнела. — Пейдж! — прошептала она. — Ты должна была приехать ко мне. — Ты должна была быть рядом, — пробормотала я. Хотя на самом деле какое это могло иметь значение? Мама рассказала бы мне о том, что у меня есть выбор. Она могла бы прошептать что-нибудь о том, как сладко пахнет младенец, или напомнить о связи, устанавливающейся между матерью и дочерью, как, например, тогда, когда мы вместе лежали на узком кухонном столе, завернувшись в свое будущее, как в вязаную шаль ручной работы. Мама могла сказать мне то, что тогда я слышать не захотела бы. Я и сейчас была не готова это выслушать. — 251 —
|