|
Двадцать один
Когда Майки вошел в гостиную, мать даже пылесос выключила, чтобы полюбоваться им. Холли и Карин оторвались от настольной игры и даже присвистнули одно -временно. Он рассмеялся. На нем были новая футболка и любимые джинсы. Он побрился, принял душ и даже прополоскал рот. Зная, что выглядит хорошо, прошелся по ковру, как модель.
— Посмотрите только, и это мой сын, — проговорила мать. — Мой красивый мальчик.
— Кому сегодня повезло? — бросила Карин, встряхивая кости и бросая их на стол. — Обычно ты так не стараешься.
Она хитро улыбнулась — давно он не видел этой улыбки, — и ему даже стало немного стыдно. Но он не мог рассказать ей об Элли, по крайней мере пока не достанет нужную информацию. Она не поймет.
Холли взяла его за руку:
— И куда ты ее поведешь?
— Пока не решил. Куда-нибудь.
Он сел за стол и стал наблюдать за игрой. Карин поддавалась, чтобы Холли выиграла. Поняла, что он ее вычислил, и подмигнула ему.
Мать снова включила пылесос, и они подтянули колени к груди, чтобы она вычистила ковер у них под ногами. Майки почувствовал себя ребенком.
— Еще купим новые подушки, — закричала мать, заглушая шум пылесоса. — Видела на рынке красивые, с вышивкой. Новые подушки сюда нужны, как думаете? И ковер.
Майки согласно кивнул и посмотрел на часы. Еще двадцать минут в запасе. Похлопал по карману, где лежали ключи от машины. Он чувствовал себя полным дерьмом из-за того, что пришлось соврать Джеко, но тот бы в жизни не одолжил ему машину и не согласился бы во второй раз отложить бойню в гольф-клубе, скажи Майки правду.
— Есть конкретные вещи, на которые они смотрят, — заявила мать, выключая пылесос и сворачивая шнур. — Грязь, например, но особенно запахи. Я все утро проветривала и включила электрический ароматизатор.
Она стояла руки в боки, довольная собой.
— Мы тут все промерзли с этими открытыми окнами, а закрывать она не разрешала, — сказала Карин. В глазах ее были смешинки.
Мать улыбнулась:
— Ты замерзла, потому что не ешь ничего, и поэтому я пошла делать тосты.
Карин убрала игру, дала Холли бумагу и фломастеры. Мать сделала четыре чашки чая и тосты с маслом, даже намазала их джемом и порезала на квадратики. А потом аккуратно поставила перед Карин тарелку.
— Давно уже не видела, чтобы ты ела, — сказала она. Та с наслаждением вздохнула и взяла кусочек тоста. Надо же, как все просто.
Карин выглядела намного счастливее, чем все эти дни. И Майки знал почему. Она считала, что теперь всегда будет так шоколадно, как сегодня. Что мать ей поможет.
Легко было поверить в это, сидя здесь и попивая чай с тостами. После прихода Джиллиан в понедельник мать взяла себя в руки, забрала Холли из школы, позвонила в соцслужбу и извинилась. А в понедельник вечером собрала их троих и пообещала никогда больше не пропадать вот так.
— Теперь все будет иначе, — сказала она.
И вот за четыре дня она сделала генеральную уборку в коридоре, гостиной и на кухне. Квартира теперь выглядела просторнее, светлее. В выходные мать планировала добраться до второго этажа. Майки знал, что будет дальше. Она начнет набивать мусорные пакеты старыми игрушками и одеждой; утратит чувство меры, выбрасывая вещи, которые еще нужны. Майки помнил, как таким образом в прошлом году пропала его джинсовая куртка, помнил, как Холли рыдала из-за коллекции футбольных карточек. Еще через неделю, если мамина энергия к тому времени не иссякнет, она возьмет местную газету и примется искать работу. Будет обводить кружочками вакансии и складывать газеты в кучу. Потом начнется нытье, что они ею не особенно интересуются, что в жизни с ней никогда ничего хорошего не случается. И тогда она решит немножко подбодрить себя, хотя бы дешевой бутылочкой красного вина из лавки Аджая через дорогу. «Всего один разок», — скажет она.
И снова-здорово. Сто раз уже это проходили.
— Ладно, мам, — сказал он, — давай перед уходом проведу небольшой тест. Утро понедельника. В дверь звонит соцработник, вся такая улыбается: мол, пришла помочь. Ты несколько дней убиралась, она заходит, довольно осматривает все вокруг. Первый вопрос: почему Холли так долго не ходила в школу?
— Не станет она меня об этом спрашивать.
— Может и спросить. Что ответишь?
— Скажу, что она болела.
— Чем?
— У нее была мигрень.
— У детей не бывает мигреней!
Мать сдвинула пепельницу на сантиметр влево и примостила зажигалку на край столика, словно выкладывая какой-то орнамент.
— Не бойся, я справлюсь. Говорю тебе: теперь все будет иначе.
— Скажи, что у нее была температура и кашель или неудержимая рвота. Но не мигрень. И не кури, когда они придут.
Он знал, как важны для матери ее перекуры, как они помогают ей успокоиться. И понимал, что слишком жесток.
— Да не волнуйся ты так, — сказала она. — Они же придут, чтобы помочь. Сяду у окна. Скажу, что никогда не курю, когда Холли дома.
— Покажи ей противопожарную сигнализацию, — посоветовала Холли, ткнув в потолок фломастером.
Майки проследил за ее взглядом. То, что мать уже несколько дней не пила и в квартире навела порядок, — это одно, но установить пожарную сигнализацию, которая к тому же работает, — вот это уже что-то новенькое.
— Удивлен? — улыбнулась мать.
Он не удержался и улыбнулся в ответ.
Она взглянула на часы:
— Иди отдыхай, Майки. Иди, ты и так уже достаточно помог.
Он проверил мобильник. Новых сообщений нет, но это ничего. Они же уже договорились. В полтретьего у Элли дома. Значит, выходить через несколько минут.
— Нравится рисунок? — спросила Холли и показала его всем. Она нарисовала Карин — на лугу, волосы развеваются на ветру. В руках у нее был воздушный змей в виде дракона и пылающий меч.
— Красиво, — сказала Карин.
Холли улыбнулась, аккуратно вырвала рисунок из альбома и положила на стол:
— Теперь нарисую, как ты идешь в школу.
— Только дракона не забудь, — усмехнулась Карин. — Он мне понадобится, если придется туда вернуться.
Майки отнес тарелки на кухню и заглянул в холодильник. Он был битком набит — соки, йогурты, сыр, молоко, чего там только не было. Мать купила даже бекон и сосиски.
Вернувшись в гостиную, он увидел их втроем на диване. Они сидели и смотрели передачу про альпиниста, который отморозил ногу и потом, после операции, принял горячую ванну, и у него отвалился палец. Он положил его на раковину, а жена нашла. Они хохотали, как ведьмы. Майки улыбнулся, и ему захотелось им что-нибудь оставить. Он положил на стол десять фунтов.
— Вот, — сказал он, — купите себе какое-нибудь кино и конфет.
Они взяли деньги с таким видом, будто он им миллион долларов вручил.
Ему почти не хотелось уезжать. Ведь это идеальный субботний вечер, как он его себе представляет; еще недавно сел бы рядом с ними на диван и остался.
— Ну, я пошел.
Мать отсалютовала ему чашкой чая:
— Повеселись на славу.
— 21 —
|