|
— Твой дракон не умеет летать? — Даниэлла пристально поглядела на него поверх тоста. — Тебе не кажется, что это очень интересно? — Ты просто хорек-философ, Даниэлла! Да, летать он не умеет. И мне не позволит взлететь. Никогда. — Даниэлла кивнула с умным видом. — А титул у него есть? — Титул? — Ну, какая у него должность? — Он — Большой... нет, Главный Злой Дракон. — Он может причинить тебе вред? — Он пытается. Он хочет уничтожить меня. Хочет, чтобы я перестал писать. Чтобы я больше никогда не смог сделать ничего стоящего. — Но может ли он добиться своего? Баджирон подумал секундочку и сказал: — Да. Даниэлла тихонько поставила стакан с апельсиновым соком и наклонилась к мужу через стол. — Каким образом, Баджи? — Когда я поверю в то, что он говорит, я погибну. — Ты боишься? — Да. — Давай подумаем. — Даниэлла откинулась в кресле. — Кинамон — Главный Злой Дракон ростом с трехэтажный дом, раскрашенный в жуткие краски и дышащий пурпурным огнем. Но он ничего не может тебе сделать, пока ты сам ему не поможешь. Он не причинит тебе вреда до тех пор, пока ты не поверишь... во что? И в это мгновение дракон предстал перед Даниэллой собственной персоной, вспышкой жгучего пламени прорвавшись сквозь ужас, обуявший Баджирона. — Я — ЖАЛКИЙ ОБМАНЩИК! НИКОМУ НЕТ ДЕЛА ДО МОИХ МЫСЛЕЙ! ВСЕ МОИ ИДЕИ — НИЧТОЖНЫЕ ПУСТЫШКИ. Я — ДУРАК, ДУРАК, ДУРАК! Я НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ НАПИШУ НИ ЕДИНОЙ КНИГИ! Я НИКОГДА НЕ СМОГУ ИЗМЕНИТЬ МИР! Я НИКОГДА НЕ СДЕЛАЮ НИЧЕГО ПРЕКРАСНОГО! Я — НЕУДАЧНИК. Я — НИЧТОЖЕСТВО! Вытаращенные глаза Баджи бешено вращались, вся кухня оглушительно звенела отзвуками рваных восклицаний. Но в конце концов он затих и съежился, вжался в кресло и крепко зажмурился, чтобы сдержать подступившие слезы. Даниэлла ошарашенно молчала. Шерсть у нее на хвосте встала дыбом. Но затем, подобно тем просветленным душам, что порой являются в мир хорьков научить их уму-разуму, она глубоко вздохнула и обратилась внутрь себя, воззвав к высочайшей истине. И когда та откликнулась, Даниэлла вцепилась в нее изо всех сил. Она потянулась через стол, коснулась лапы Баджирона и произнесла то, что ей было поручено: — Это не ты говоришь, Баджи. Это Кинамон. Это не твои страхи, а Кинамоновы! Твой дракон просит о помощи! Баджирон открыл глаза и уставился на нее измученным, недоверчивым взглядом. — Он хочет уничтожить меня, Даниэлла! Он хочет меня убить! А Даниэлла продолжала, хоть и не могла поверить, что слова эти исходят от нее: — Каждый образ, рождающийся в нас, и каждая наша мысль несут в себе испытание нашей любви. — 33 —
|