|
В конце концов, последнее, что видел Кеноси, прежде чем навсегда сомкнуть глаза, — спешащую ему на помощь маму. На следующее утро я гадаю, стоит ли рассказывать бабушке о Верджиле. — Как думаешь? — спрашиваю я совета у Джерти. Разумеется, было бы проще, если бы меня отвезли туда на машине, чтобы не пришлось катить на велосипеде через весь город. Пока из всех результатов расследования я могу похвастаться только икроножными мышцами, которым позавидовала бы любая балерина. Мой пес стучит хвостом по деревянному полу. — Один раз — «да», два раза — «нет», — говорю я, и Джерти склоняет голову набок. Слышу, как меня зовет бабушка, уже второй раз, и, громко топая, спускаюсь по лестнице. Бабушка стоит у стола, насыпает мне хлопьев. — Я проспала. Не было времени готовить горячий завтрак. Хотя понять не могу, почему в тринадцать лет ты не в состоянии себя накормить, — раздражается она. — Даже золотые рыбки более приспособлены к жизни, нежели ты. — Она протягивает мне пакет с молоком и отсоединяет свой сотовый от зарядного устройства. — Вынеси мусор, прежде чем пойдешь нянчить ребенка. И ради бога, причешись перед выходом. У тебя на голове настоящее куриное гнездо. Сегодня бабушка совершенно не похожа на беззащитную женщину, которая вчера вечером заходила ко мне в спальню. Совершенно не похожа на женщину, которая призналась, что до сих пор ее мысли занимает моя мама. Она лезет в сумочку. — А где ключи от машины? Клянусь, у меня уже наблюдаются три первых симптома болезни Альцгеймера… — Бабуля… ты вчера сказала… — Я откашливаюсь. — О том, что я достаточно смелая, чтобы разыскать маму. Она едва заметно качает головой. Если бы я не сводила с нее глаз, могла бы даже не заметить. — Ужин в шесть, — сообщает она тоном, знаменующим окончание разговора, который у меня даже не было возможности начать. К моему удивлению Верджил чувствует себя в полицейском участке так же стесненно, как вегетарианец на фестивале шашлыка. Он не хочет, чтобы мы входили через главный вход, и нам приходится тайком проскакивать за каким-то полицейским, который воспользовался служебным входом. Он не хочет общаться ни с дежурным, ни с диспетчерами. Никаких тебе экскурсий по участку: «Вот здесь был мой шкафчик, а здесь мы хранили пончики». Раньше у меня складывалось впечатление, что Верджил по собственному желанию уволился из полиции, но сейчас стали закрадываться подозрения, что его, возможно, за что-то уволили. Насколько я вижу — он что-то мне не договаривает. — Видишь того парня? — спрашивает Верджил, затаскивая меня в коридоре за угол, чтобы я могла незаметно взглянуть на сидящего перед камерой хранения улик мужчину. — Это Ральф. — 81 —
|