Я чувствую отчуждение, настораживаюсь. — Я никогда не говорила, что я еврейка. Джозеф выглядит удивленным. — Но ваша мама… — Она — не я. На лице его быстро сменяются чувства, как будто он решает какую-то дилемму. — Дочь матери-еврейки — еврейка. — По-моему, все зависит оттого, кого вы спрашиваете. А вот мне интересно, почему это имеет такое значение? — Я не хотел вас обидеть, — сухо говорит он. — Я пришел просить об одолжении, и мне просто необходимо было удостовериться, что вы именно тот человек, который мне нужен. — Джозеф глубоко вздыхает, а когда выдыхает, произнесенные им слова повисают между нами. — Я бы хотел, чтобы вы помогли мне умереть. — Что? — Я неподдельно изумлена. — Почему? Похоже, у Джозефа приступ старческого слабоумия. Но взгляд у него чистый, сосредоточенный. — Понимаю, что просьба необычная… — Необычная?! А как насчет «безумная»?! — У меня есть на то причины, — упрямо твердит он. — Прошу мне поверить. Я отступаю на шаг назад. — Наверное, вам лучше уйти. — Пожалуйста, — молит Джозеф. — Вы говорили так о шахматах. Я думаю на пять шагов вперед. Его слова заставляют меня онеметь. — Вы больны? — Врачи уверяют, что тело у меня еще крепкое. Так Бог надо мною шутит. Он создал меня таким сильным, что я не могу умереть, даже если захочу. Дважды у меня был рак. Я пережил автомобильную аварию и перелом шейки бедра. Я даже, пусть Господь меня простит, проглотил пузырек таблеток. Но меня обнаружил свидетель Иеговы, который, так уж случилось, раздавал брошюры и увидел в окно меня, лежащего на полу. — Почему вы пытались себя убить? — Потому что я должен умереть, Сейдж. Я заслуживаю смерти. И вы можете мне помочь. — Он колеблется. — Вы показали мне свои шрамы. Я лишь прошу позволить мне показать свои. Меня вдруг озаряет: я ничего не знаю об этом человеке за исключением того, чем он сам решил со мной поделиться. А теперь, по всей видимости, он выбрал меня для того, чтобы я помогла ему совершить самоубийство. — Послушайте, Джозеф, — мягко начинаю я. — Вам нужна помощь, но не по той причине, что вы думаете. Я не совершаю убийства налево и направо. — Скорее всего, нет. Он лезет в карман пальто и достает небольшую фотографию с зубчатыми краями. Вкладывает ее мне в ладонь. На снимке я вижу человека гораздо моложе, чем Джозеф, — но тот же «мыс вдовы»[12], тот же нос крючком, черты лица отдаленно напоминают его. Он одет в форму офицера СС. И он улыбается. — Однако я совершал, — говорит он. Дамиан высоко поднял руку, и солдаты засмеялись у него за спиной. Я пытаюсь подпрыгнуть, чтобы забрать деньги, но не достаю и чуть не падаю. Хотя стоит октябрь, в воздухе пахнет зимой, и руки у меня замерзли. Рука Дамиана змеей обвилась вокруг меня, словно тисками сжимая мое тело. Я почувствовала, как в кожу впились серебристые пуговицы его формы. — 37 —
|