Уроки милосердия

Я покачала головой.

— Он не смог сдержаться.

— Разве от этого деяние становится менее отвратительным?

— Для жертвы? Или для упыря? — уточнила я.

Эсэсовец уставился на меня, прищурился.

— А это имеет значение?

Я промолчала. Мгновение спустя, когда в замке опять повернулся ключ, я опустилась на колени и слизала все, что смогла, с пола.

Однажды утром после бури, когда снег накрыл лагерь белым одеялом, мы с Дарой вышли из барака на работу и смешались с толпой. Все женщины были закутаны в лохмотья и дико мерзли. Дорога, по которой мы ходили каждый день, пролегала вдоль дальнего забора. Порой мы видели только что прибывшие эшелоны, иногда людей уже сортировали. Случалось, мы проходили мимо тех, кто ожидал «душа», после которого никто не выживал.

В тот день из вагонов выгружали вновь прибывших. Они, как и мы раньше, стояли на платформе, сжимая в руках вещи и выкрикивая имена родных.

И тут я увидела ее.

Она была с головы до пят укутана в белый шелк. На голове фата, которая развевалась на холодном ветру. Она постоянно оглядывалась, даже когда ее погнали в очередь на отбор.

Мы остановились. Все взгляды были прикованы к этому видению.

Невеста, которую увезли с собственной свадьбы, разлучили с женихом и отправили в Освенцим… Это было не самое ужасающее зрелище, которое нам довелось повидать.

Наоборот, оно вселяло надежду.

Выходит, что бы ни происходило здесь, скольких бы евреев ни уничтожили, за пределами этого лагеря мы еще живы: влюбляемся, женимся, просто живем, веря, что завтра наступит новый день.

Главный лагерь Освенцима представлял собой деревушку, где была бакалея, столовая, кинотеатр, театр, в котором выступали певцы и музыканты, некоторые из них были евреями. Было оборудовано помещение для фотографии с инфракрасным освещением, и футбольный стадион. Существовал спортивный клуб, за который могли играть офицеры, и в нем даже проводили матчи: например, узников, которые раньше занимались боксом, выставляли друг против друга, а офицеры делали ставки. Здесь продавалось и спиртное. Офицерам выдавали паек, но, насколько я видела, подчас они складывались продуктами, чтобы вместе напиться.

Я узнала об этом потому, что недели шли за неделями, и гауптшарфюрер время от времени посылал меня с различными поручениями. Иногда я должна была принести ему сигареты, в другой день — забрать белье. Я стала его L?uferin (посыльной), ходила с поручениями повсюду. Иногда он посылал меня в «Канаду» с записками для младших офицеров, которые следили там за порядком, когда он находился в кабинете. Настала зима, температура упала, и я, отбросив осторожность, делала все, что могла, для Дары и других девушек. Когда гауптшарфюрер отправлялся в клуб офицеров на обед или в другой конец лагеря на встречу и я знала, что он продолжительное время будет отсутствовать, то печатала записку на его бланке, в которой предписывалось заключенную А18557, Дару, привести на допрос. Мы спешили в кабинет, где она хотя бы полчасика могла погреться, прежде чем возвращаться в ледяные бараки «Канады».