Анат провела здесь уже целый месяц и слыла нарушительницей порядка. Она заговорила с Block?lteste — женщиной, которую мы прозвали Зверюга, — и ее избили дубинкой; она плюнула в надзирателя — ее отстегали кнутом. А еще она отогнала узницу, которая попыталась среди ночи украсть мой жакет, пока я забылась беспокойным сном. За это маленькое проявление человечности я была ей безмерно благодарна. Два дня назад в бараке провели обыск. Нас всех построили, а Block?ltest e с надзирателем сдергивали тонкие одеяла, которыми мы пытались прикрыть свои постели, отодвигали койки от стены, чтобы посмотреть, ничего ли не спрятано. Я знала, что у некоторых узниц есть запрещенные предметы: колоды карт, деньги, сигареты. Видела, как одна девушка, которая была настолько слаба, что не смогла доесть свой обед, припрятала его под соломой, чтобы съесть позже, несмотря на то что хранить еду в бараке считалось серьезным нарушением. Надзиратель подошел к нашей койке, сдернул одеяло и, к моему изумлению, обнаружил книгу Марии Домбровской[45]. — Это что? Он наотмашь ударил одну из наших соседок по койке, пятнадцатилетнюю девочку, по лицу. Его золотое кольцо рассекло ей кожу, потекла кровь. — Это моя, — шагнула вперед Анат. Я сомневалась, что книга принадлежит ей. Анат была родом из маленькой польской деревушки и едва умела читать вывески, что уж говорить о романе. Но она гордо стояла перед надзирателем, уверяя, что книга принадлежит ей, пока ее не потащили на улицу и не забили кнутами до бессознательного состояния. Я вспомнила совет, который дала мне мама перед тем, как начались облавы: «Будь добра к людям». Именно такой и была Анат. Мы с Дарой и пятнадцатилетней Геленой подняли Анат и занесли в барак. Поделились с ней ужином, потому что она не могла встать, чтобы получить свою порцию. Еще одна женщина, которая в прежней жизни была медсестрой, как смогла, обработала и перевязала ее раны. Мы жили с крысами и вшами, воды, чтобы помыться, не было. Раны Анат покраснели, воспалились, загноились. Ночью она все не могла улечься. — Завтра мы отнесем тебя в санчасть, — решила Дара. — Нет, — возразила Анат. — Если я отсюда уйду, то больше не вернусь. — Санчасть располагалась рядом с крематорием. Из-за этого ее называли «залом ожидания». Я лежала рядом с Анат и чувствовала идущий от нее жар. Она схватила меня за рукав. — Обещай мне… — произнесла она, но не закончила предложения. А может, и закончила, только я уже заснула. На следующее утро, когда Block?lteste с криками явилась нас будить, мы с Дарой, как обычно, побежали в туалет и строиться на Appell . Анат там не было. Зверюга дважды выкрикнула ее номер, потом ткнула в нас пальцем. — 192 —
|