|
Когда уезжал и приезжал герр Диббук, всегда ощущалось небольшое волнение, как будто его присутствие наполняло пространство электрическим зарядом. Даже не оборачиваясь, я почувствовала его приближение в компании еще одного эсэсовца. Они беседовали, а я слушала их разговор по-немецки, пока отпарывала кайму. — Значит, в пивнушке? — В восемь. — И не вздумай сказать, что ты опять занят! Я начинаю думать, что ты избегаешь собственного брата. Два офицера редко разговаривали друг с другом таким дружеским тоном. Чаще всего они орали друг на друга, как орали и на нас. Но эти двое точно были родственниками. Я тайком оглянулась через плечо. — Я приду, — со смехом пообещал герр Диббук. Он обращался к офицеру, который проводил перекличку. Начальнику женского лагеря. Тому, у кого дергалась правая рука. К тому, в кого не вселился злой дух. Он сам являлся злом. Точка. Он приказал избить Анат, он выходил из себя и остывал, когда проводилась перекличка. Либо он скучал, и тогда перекличка проходила очень быстро, либо неистовствовал и сгонял злость на нас. Например, сегодня утром он застрелил девушку, которая оказалась слишком слаба, чтобы стоять прямо. Когда стоящая рядом с ней подскочила от неожиданности, он и ее застрелил. Выходит, они родственники? Впрочем, они были похожи: одинаковые подбородки, одинаковые песочного цвета волосы… И сегодня вечером, после того как изобьют нас, помучают голодом, унизят, они вместе отправятся в пивную. Я замерла, задумавшись, и приставленный ко мне надзиратель крикнул, чтобы я поискала шубы в чемоданах и сумках. Я протянула руку к куче, которая, казалось, никогда не уменьшалась, и вытащила кожаный чемодан. Достала из него ночную сорочку, лифчики, белье, кружевной чепчик. Там же лежал шелковый сверток с ниткой жемчуга. Я подозвала офицера, который стоял, опираясь о стену сарая, и курил, чтобы он записал и присвоил находке инвентарный номер. Взяла следующий чемодан. И узнала его мгновенно. Наверное, не у одного папы был такой «тревожный» чемодан, но у скольких ручка была обмотана проволокой в том месте, где она порвалась, когда чемодан много лет назад стал воображаемой крепостью в моей игре? Я присела, повернувшись к надзирателю спиной, и расстегнула ремни. Внутри лежали аккуратно завернутые в папино молитвенное покрывало подсвечники, доставшиеся нам от бабушки. Внизу — носки и белье. И свитер, который связала мама. Однажды папа признался мне, что терпеть его не может: рукава слишком длинные и шерсть колючая. Но мама потратила столько сил, чтобы его связать… Разве мог он не притвориться и не сказать, что свитер безумно ему нравится?! — 195 —
|