Уроки милосердия

Я лихорадочно осмотрела квартиру, и взгляд мой упал на бочку, которую отец принес из пекарни. Раньше в ней хранилась мука, а теперь она служила нам кухонным столом, поскольку сам стол мы уже давно сожгли в печке. Я перевернула бочку на бок и покатила к кладовой, а потом водрузила над дырой в полу. Нет ничего странного в том, что бочка из-под муки хранится в кладовой.

Мы понимали, что они приближаются, потому что слышали людей в соседних квартирах — крики тех, кого забирали из семьи, и тех, кто оставался. Однако прошло еще три часа, прежде чем они вошли к нам и потребовали указать местонахождение Меира.

— Я не знаю, — ответил отец. — Дочь не возвращалась домой с тех пор, как объявили комендантский час.

Один из эсэсовцев повернулся ко мне.

— Скажи нам правду.

— Мой отец и говорит правду, — подтвердила я.

И тут я услышала… Покашливание, тихий плач.

Я тут же прикрыла рот рукой.

— Ты больна? — спросил эсэсовец.

Я не могла ответить «да», потому что меня забрали бы как больную, которая подлежит депортации.

— Водой поперхнулась, пошла не в то горло, — ответила я, в доказательство громко хлопая себя по груди.

После этого эсэсовцы перестали обращать на меня внимание и начали открывать шкафы, ящики, заглядывать всюду, где не спрятался бы и ребенок. Они тыкали штыками в матрасы: а вдруг мы спрятали Меира там? Искали даже в недрах дровяной печи. Когда они направились к кладовой, я замерла. Один из солдат пошарил винтовкой по полкам, сбрасывая на пол наш скудный провиант, потом подошел к пустой бочке и заглянул в нее. После обернулся и равнодушно посмотрел на меня.

— Если окажется, что она прячет ребенка, мы ее убьем, — сказал он и пнул бочку.

Бочка не опрокинулась, не покачнулась, только чуть-чуть сдвинулась вправо, потянув за собой газеты и открывая крошечную черную трещину — всего лишь намек на то, что газеты прикрывают зияющую дыру.

Я затаила дыхание, уверенная, что солдат ее заметил, но он уже крикнул другим, чтобы шли в следующую квартиру.

Мы с отцом смотрели вслед удаляющимся эсэсовцам.

— Пока рано, — прошептал отец, хотя я порывалась броситься к кладовой.

Он украдкой указал на окно, откуда мы могли видеть, как наших соседей выгоняют из домов, уводят, расстреливают. Через десять минут, когда солдаты ушли с улицы и отовсюду слышался только вой несчастных матерей, отец побежал в кладовую и отодвинул бочку в сторону.

— Бася, — воскликнула я, — пронесло!

Она всхлипывала и улыбалась сквозь слезы. Отец помог ей выбраться из узкого подпола. Бася села, продолжая прижимать Меира к себе.