|
Мне нечего было добавить к тому, что могла сказать сестра, добившись аудиенции у еврейского старосты, но я понимала, почему она зовет меня. Чтобы ей хватило смелости войти — и получить поддержку, когда она выйдет. Его приемная выглядела настоящим дворцом по сравнению с тесными комнатушками, где мы ютились, либо с булочной. Разумеется, у него были подчиненные. Его секретарша, от которой пахло духами, а не дымом и копотью, как от нас всех, взглянула на меня, потом на полицейского-еврея, стоявшего, словно страж, у закрытой двери. — Старосты нет, — заявила она. Румковский много времени проводит в гетто: принимает парады у школьников, выступает с речами, проводит свадебные церемонии, посещает фабрики, которые по его замыслу делали нас незаменимыми для немцев. Вполне вероятно, что его не было на месте, когда мы с Басей только подошли к конторе. Но мы несколько часов просидели на холоде и видели, как пятнадцать минут назад староста вошел в здание в окружении свиты. Его легко было узнать: грива седых волос, круглые черные очки, тяжелое шерстяное пальто с желтой звездой на рукаве. Именно из-за этой эмблемы мне пришлось на улице схватить Басю за руку, когда она вздрогнула, увидев проходившего мимо старосту. «Вот видишь, — прошептала я тогда, — он ничем не отличается от нас с тобой». Поэтому я взглянула секретарше прямо в глаза. — Вы лжете. Она удивленно приподняла брови. — Старосты нет на месте, — повторила она. — А даже если бы и был, без предварительной записи к нему не попадешь. Но на следующий месяц все расписано. Я знала, что это тоже ложь, потому что слышала, как она по телефону договаривалась о встрече с начальником отдела снабжения на завтрашнее утро на девять. Я открыла рот, чтобы сказать об этом, но Бася ткнула меня локтем в бок. — Простите, — сказала она, делая шаг вперед. — По-моему, это вы обронили. И она протянула ей сережки. Я точно знала, что секретарша их не роняла. Они были в ушах сестры, когда она собиралась на эту встречу. Это были красивые сережки — свадебный подарок Рувима. — Бася! — охнула я. — Не смей! Она улыбнулась секретарше и прошипела сквозь зубы: — Минка, заткнись! Секретарша поджала губы и схватила сережки с ладони сестры. — Ничего не обещаю, — сказала она и направилась к закрытой двери. На ней были шелковые чулки, которые удивили меня. Я не могла дождаться, когда же смогу рассказать Даре, что видела еврейку, которая выглядела не хуже, чем немецкая дама. Она постучала, и через мгновение я услышала низкий рокот из-за двери — позволение войти. — 162 —
|