|
Найти мужа Баси не составило труда — рыжая борода и буханка хлеба, завернутая в коричневую бумагу. — Рувим! — окликнула я. — Подожди! Он поднял на меня взгляд, как и человек с пустыми черными глазами, который брал у него пакет. Вот только что пакет был здесь, а в следующий миг уже исчез, скользнул в складки ветхого пальто покупателя. — На что бы ты ни решился, — взмолилась я, хватая Рувима за руку, — остановись! Бася не одобрила бы… Рувим отмахнулся от меня: — Минка, ты еще ребенок. Ничего не понимаешь. Но я уже выросла. В этом гетто детей вообще не осталось. Нам пришлось повзрослеть. Даже малыш Меир уже не был ребенком, потому что он не помнил другой жизни. — Избавься от девчонки, — прошипел мужчина, — или сделка не состоится. Я не обращала на него внимания. — Разве есть что-нибудь дороже собственной жизни? Рувим, который поцеловал меня в лоб в тот вечер, когда обручился с Басей, и признался, что всегда хотел иметь младшую сестру; который на мой прошлый день рождения разыскал для меня экземпляр сказок братьев Гримм на немецком языке; Рувим, который пообещал лично беседовать со всеми мальчиками, назначающими мне свидание, — тот самый Рувим толкнул меня так сильно, что я упала. Мои шерстяные колготы порвались. Я села, потирая оцарапанную о мостовую коленку, и в это мгновение заметила, как мужчина вложил в ладонь Рувима маленький коричневый пакет. В то же мгновение раздался выстрел, свист, и их окружили трое солдат. — Минка! — крикнул Рувим и швырнул пакет мне. Я поймала его как раз в тот момент, когда Рувима повалили на землю и прикладом винтовки ударили в висок. Я бросилась бежать. Я не останавливалась — даже когда добежала до моста на улице Зжерской, даже когда поняла, что никто из солдат меня не преследует. Я ворвалась в дом, упала в мамины объятия и, рыдая, рассказала ей о Рувиме. Стоявшая в проеме двери Бася, баюкающая Меира, закричала. И только тогда я вспомнила о пакете, который крепко сжимала в руках. Я вытянула руку, и мои пальцы раскрылись, как лепестки розы. Мама разрезала бечевку кухонным ножом. Вощеная бумага упала, внутри обнаружился крошечный пузырек с лекарством. «Разве есть что-нибудь дороже собственной жизни?» — вопрошала я. Жизнь сына. Информация в гетто распространялась, как плющ: вилась, переплеталась, время от времени расцветала невероятным цветом. Именно по слухам мы узнали, что Рувима посадили в тюрьму. И хотя Бася каждый день ходила к нему на свидание, ее не пускали. Отец пытался задействовать все свои связи за пределами гетто, чтобы разузнать о Рувиме, а еще лучше — вернуть его домой. Но связи, которые раньше помогли устроить меня в католическую гимназию, теперь были бесполезны. Если только у отца случайно не появятся друзья в СС, Рувим останется в тюрьме. — 160 —
|