— Она очень расстроена, Минка, — призналась Дарина мама. — Может быть, тебе удастся поднять ей настроение. Из-за закрытой двери спальни лилась музыка из балета Чайковского «Спящая красавица». Когда я вошла, то увидела, что коврик свернут: она его иногда сворачивала, когда танцевала. Но сейчас Дара не танцевала. Она сидела на полу и плакала. Я откашлялась. — Мне нужна твоя помощь. Я застряла на пятьдесят шестой странице. Дара на меня даже не взглянула. — Это глава, в которой Аня отправляется к Александру домой, — продолжала я, выдумывая прямо на ходу. — Что-то должно ее расстроить. Я только не могу придумать, что именно. — Я взглянула на Дару. — Сначала решила, что это будет Александр с другой женщиной, но теперь мне кажется, что это не подходит. Мне казалось, что Дара совсем меня не слушает, но она вздохнула. — Почитай мне. И я прочла. Хотя на странице не было написано ни строчки, я вытягивала из себя слово за словом, переплетала, словно паук шелковую паутину, придуманную жизнь. Ведь именно поэтому мы и читаем художественную литературу, правда? Чтобы напомнить себе, что, как бы тяжело нам ни приходилось, страдаем не мы одни. — Смерть… — произнесла Дара, когда я закончила и последнее предложение повисло над нами, как утес. — Кто-то должен умереть. — Зачем? — А чем еще ее можно напугать? — спросила Дара, и я поняла, что она говорит вовсе не о моем рассказе. Я достала из кармана карандаш и сделала пометки. — Смерть… — повторила я. И улыбнулась своей лучшей подруге. — Что бы я без тебя делала! Слишком поздно я поняла, что сболтнула лишнее. Дара расплакалась. — Я не хочу уезжать. Я села рядом и крепко ее обняла. — Я тоже не хочу, чтобы ты уезжала, — заверила я. — Я больше никогда не увижу Давида! — рыдала она. — И тебя! Она была так расстроена, что я даже не обиделась, что обо мне она вспомнила во вторую очередь. — Ты переезжаешь всего лишь в другой конец города. Не в Сибирь же! Но я понимала, что мои слова — пустой звук. Каждый день появлялись новые стены, заборы, ограждения… С каждым днем в этом городе буферная зона между немцами и евреями становилась все шире и шире. В конце концов и нас заставят переехать в Старый город, как Дарину семью, или вообще вышвырнут из Лодзи. — Не таким я представляла наше будущее, — плакала Дара. — Мы должны были поступить в университет, а потом переехать в Лондон. — Может быть, однажды так и будет, — ответила я. — А может быть, нас повесят, как тех несчастных! — Дара, что ты несешь! — Только не говори, что ты об этом не думала, — заявила она и, разумеется, была права. — 149 —
|