|
Я разломила булочку. Пар, словно тайна, окутал нас. Мякоть была немного розоватой, теплой, похожей на плоть. — Обещаю, — сказала я и откусила. Сейдж Разве можно винить креациониста[29], который не верит в эволюцию, если его всю жизнь пичкали сомнительной теорией, что Бог создал человека, а он заглотнул не только крючок, но и леску с грузилом? Скорее всего, нет. Разве можно винить нациста, который был рожден в антисемитской стране и получил антисемитское воспитание, а потом вырос и убил пять тысяч евреев? Да. Да, можно. Я продолжаю сидеть в кухне у Джозефа по той же причине, которая заставляет водителей сбросить скорость при виде аварии на дороге, — хочется увидеть ущерб, невозможно проехать и мысленно не оценить повреждения. Ужас одновременно и притягивает, и отталкивает. На столе разложены доказательства, которые он показывал мне несколько дней назад: он в военной форме в лагере и газетная вырезка со снимком, сделанным в Хрустальную ночь, когда улыбающийся Джозеф-Райнер ел испеченный мамой торт. Как может человек, который убивал невинных людей, выглядеть так… так… обыденно? — Я просто не понимаю, как вам удалось… — говорю я в тишину. — Вы прожили обычную жизнь, делая вид, что ничего этого не происходило. — Вы удивитесь, во что может заставить себя поверить человек, если захочет, — отвечает Джозеф. — Если постоянно убеждать себя, что ты такой-то и такой-то, то в конечном итоге становишься именно таким человеком. Вообще, именно в этом суть окончательного решения еврейского вопроса. Сперва я убедил себя, что я чистокровный ариец. Что я заслуживаю того, чего не заслуживают остальные, уже по факту своего рождения. Подумайте, какое высокомерие, какая заносчивость! По сравнению с этим убедить себя и остальных в том, что я хороший человек, честный, скромный учитель, было совсем просто. — Не знаю, как вы спите по ночам, — отвечаю я. — А кто говорит, что я сплю? — вопрошает Джозеф. — Теперь вы знаете, какие ужасные вещи я совершил. И видите, что я заслуживаю смерти. — Да, — резко обрываю я. — Вижу. Но если я убью вас, то чем буду от вас отличаться? Джозеф размышляет над сказанным. — Сложнее всего, когда первый раз принимаешь подобное решение, решение, которое противоречит всем твоим моральным принципам… Но во второй раз легче. И тебе уже становится чуточку лучше. И так далее. Можете со мной не согласиться, но никогда не избавиться от горечи, которую ощущаешь, вспоминая тот первый раз, когда ты мог сказать «нет». — 113 —
|