|
Меня смущал добровольный поток всепрощения, нахлынувший на обломки нашей семьи после четверга. В дополнение к письмам с обещаниями вышибить ему мозги или зачать с ним детей Кевин получил дюжины писем с предложениями разделить его боль, с извинениями за неспособность общества распознать его душевные страдания; письма, дарующие ему моральную амнистию за то, в чем ему еще предстоит раскаяться. Забавляясь, он вслух читал мне выдержки из них в комнате свиданий. Несомненно, прощение нераскаявшегося превращается в пародию; я говорю и о себе. Я тоже получила поток корреспонденции (мой электронный и почтовый адреса были вывешены в Сети без моего согласия, и на partnersnprayer.org, и beliefnet.com; словно не оставалось ни минуты, когда бы тысячи американцев не молились за мое спасение), в большинстве своем взывающей к Богу, в Которого я была склонна верить еще меньше, чем прежде, и всеобъемлюще оправдывая мою материнскую небрежность. Могу только предполагать, что этих действующих из лучших побуждений людей тронуло мое плачевное положение. Однако меня тревожило то, что почти все эти письма были присланы незнакомцами, а это несколько принижало их ценность. И я чувствовала в них самодовольство, свидетельствующее о том, что кричащее милосердие стало религиозной версией езды в ярком, привлекающем всеобщее внимание автомобиле. А вот стойкую неспособность моего брата Джайлза простить нас за нежелательное внимание, кое мой сын навлек на нашу семью, я ценю очень высоко хотя бы за откровенность. Я даже подумывала отослать те письма с пометкой «вернуть отправителю», как товары, которые не заказывала. В первые месяцы, еще задыхаясь от горя, я больше стремилась к свободе парии, чем к удушающим ограничениям христианской благотворительности. Откровенная мстительность писем ненависти была ярко-красной, как сырое мясо, тогда как доброта сочувствия — пастельной и пресной, как консервированная детская еда. После прочтения нескольких сострадательных страниц я чувствовала себя так, словно только что выползла из бочки с давлеными фруктами. Мне хотелось трясти этих людей и визжать: «Простить нас! А вы знаете, что он сделал?» Когда я вспоминаю прошлое, меня больше всего раздражает тот факт, что вошедшее недавно в моду тупое всепрощение раздается столь избирательно. Обычные слабаки — расисты, женофобы, фетишисты — могут в очередь не записываться. Убийца КК собирает урожай сострадания по переписке. Запутавшаяся преподавательница театрального искусства, отчаянно желавшая понравиться, подвергнута остракизму до конца жизни. Отсюда ты можешь сделать правильный вывод: твое сочувствие волнует меня больше, чем капризы всеамериканского сострадания. Ты из кожи вон лез, чтобы понять таких убийц, как Люк Вудем из Перла и маленькие Митчелл и Эндрю из Джонсборо. Так почему у тебя не хватило сочувствия для Викки Пагорски? — 251 —
|