Рассказывая ему все это, я почувствовал себя бывалым планетарным туристом, потом понял, что так оно и есть на самом деле. – Но эти новости, по телевизору, они ведь ужасны! – Это как в авиации, Дикки. Иногда собираешься в полет, а метеопрогноз предупреждает о надвигающихся грозах, риске обледенения, дожде, песчаных бурях и скрывающихся в тумане вершинах гор, а также сдвиге ветра[12], вихревых потоках и слабом индексе подъемной силы. И вообще, сегодня только последний дурак осмелится взлететь. А ты взлетаешь, и полет проходит прекрасно. – Прекрасно? – Выпуск новостей сродни метеопрогнозу. Мы ведь летим не сквозь метеопрогноз, а сквозь реальные погодные условия на момент нашего полета. – Которые неизменно оказываются прекрасными? – Ничуть. Иногда они оказываются еще хуже, чем сам прогноз. – И что же ты делаешь? – Я стараюсь сделать все, что от меня зависит, в данный момент времени в данной области неба. Я отвечаю только за благополучный полет только в погодных условиях того кусочка неба, который занимает мой самолет. Я отвечаю за это, так как сам принял эти условия, выбрав время и направление для носа Дейзи. Как видишь, до сих пор я жив. – А мир? – в его глазах зажегся интерес: ему было необходимо знать. – Наш мир – не шар, Дикки, а большая пирамида. В ее основании находятся самые примитивные жизненные формы, которые только можно представить: ненавидящие, злобные, разрушающие ради самого разрушения, бесчувственные, ушедшие всего на шаг от сознания настолько жестокого, что оно разрушает само себя еще в момент рождения. Здесь, на нашей пирамидальной третьей планете, предостаточно места для такого сознания. – Что же на вершине пирамиды? – На вершине находится такое чистое сознание, что оно с трудом может различить что-либо кроме света. Существа, живущие ради своих любимых, ради высшего порядка, создания идеальной перспективы, встречающие смерть с любящей улыбкой, какому бы чудовищу ни пришло лишить их жизни ради удовольствия видеть чью-то смерть. Такими существами, наверное, являются киты. Большинство дельфинов. Некоторые из нас, людей. – Посредине находятся все остальные, – сказал он. – Ты и я, малыш. – А мы можем изменить мир? – Безусловно, – сказал я. – Мы можем изменить мир так, как нам этого захочется. – Не наш мир. Мир –можем ли мы сделать его лучше? – Лучше для нас с тобой, – сказал я, – не значит лучше для всех. – Мир лучше войны. – Те, кто находится на вершине пирамиды, скорее всего, согласились бы. — 91 —
|