Алекс тоже положил трубку и сломал карандаш, который вертел в руках. Он никогда не подводил Анну, если речь шла о действительно чрезвычайных обстоятельствах. И он ни в коем случае не оставил бы Макса на произвол судьбы. Теперь и Уилла нет рядом, чтобы выручить его. Возможно ли в данной ситуации другое решение, или придется предоставить Люси самой себе? Она не согласится перенести дату, а он не может бросить ребенка. Тупик. Утром в пятницу Саймон и Грейс довезли ее до вокзала Ватерлоо. Саймон вынул сумку Люси из лендровера и спросил: — Ты точно против попутчиков? Мы бы позвонили в случае чего… Люси крепко обняла его: — Ты такой замечательный! Спасибо, но я лучше поеду одна. Все равно мне надо немного побыть наедине с собой. Кажется, мне найдется о чем подумать на досуге. — Ты сама-то знаешь, что ищешь? — Понятия не имею. Но если найду, то пришлю вам открытку! — пообещала Люси с вымученной улыбкой. — Главное, чтобы она была с ангелом,— ухмыльнулся Саймон. Два предыдущих воскресенья они втроем просидели на полу лондонской квартиры Алекса. Натянув на руки перчатки, оба увлеченно разбирали удивительные рукописные документы, извлеченные Люси из шкатулки с серебряными застежками. Вот так подарочек ко дню рождения, сказал тогда Алекс. В тот заснеженный вечер в лонгпэришском доме Алекса торжественный повод встречи был напрочь забыт: восемнадцать старинных пергаментных листов сосредоточили на себе все внимание. Каждый лист был испещрен загадками и подсказками к другим, не менее головоломным шарадам. Бумага, полученная Уиллом в наследство вместе с ключом, служила копией к верхнему листу — очевидно, оригиналу текста. Прежние догадки Люси полностью подтвердились: листов, исписанных вдоль и поперек, обнаружилась целая пачка, а тайник оказался зарытым в семейном саду Стаффордов, под гигантской шелковицей. Заточение вместе с пергаментами делил елизаветинский «ангел» — золотая монетка немалого достоинства. Генри предположил, что Ди таким образом заплатил ангелу, отвечающему за сохранность шкатулки на протяжении веков. Совершенно очевидно, что монета пролежала в земле четыре столетия: согласно клейму «О», она была отчеканена примерно в тысяча шестисотом году. Письмена на пергаментах очень мало пострадали и легко поддавались прочтению: даже не пришлось слишком глубоко копать, признавался Алекс, когда вся компания завороженно всматривалась в стихотворные строки и перекрывающие друг друга рисунки на обороте. Странно, но никто в семье даже не подозревал, что клад зарыт под тутовым деревом. Алекс с изрядной долей скептицизма сообщил своим гостям, что оно будто бы выросло из черенка, срезанного с огромной шекспировской шелковицы, а ту, в свою очередь, презентовал драматургу король Яков, в те времена одержимый идеей наладить в стране шелковое производство. Для этих целей монарх ввез из-за границы тутовые деревья, но они оказались другой, черной разновидности — Moras nigra, для шелковичных червей не приспособленной. Тем не менее древесный долгожитель-исполин был великолепен, и Алекс хорошо помнил, как в детстве являлся домой с перепачканными губами и пальцами: стоило ягодам немного потемнеть, как они с братишкой не могли удержаться от соблазна и до отвала наедались сочным лакомством. Он до сих пор ощущал во рту знакомый вкус. Почему клад оказался под шелковицей и какое наитие позволило Люси это узнать, само по себе представляло неразрешимую головоломку. Сама она была в состоянии сказать лишь одно: на догадку ее натолкнул портрет. — 125 —
|