|
Натаниэль так и светится радостью: — Я уже умею разговаривать! — Доктор Робишо мне говорила. Она сказала, что теперь, когда ты входишь в ее кабинет, она не может вставить ни слова. — Она пересаживает Натаниэля на другую руку и поворачивается к нам. — Как вы? Держитесь? Как будто сегодня существует ответ на этот вопрос. — Тогда, — продолжает Моника, как будто услышав наш ответ, — мы пойдем в игровую комнату возле суда по семейным делам. Как тебе предложение, Натаниэль? — Она удивленно приподнимает брови. — Или у вас другие планы относительно сына? — Нет… совсем никаких, — бормочу я. — Так я и подумала. Сегодня утром забота о ребенке, вероятно, не входит в число ваших… приоритетов. Калеб касается золотистых волос сына. — Веди себя хорошо, — велит он и целует его в щеку. — Он всегда ведет себя хорошо. — Моника ставит малыша на пол и уводит по коридору. — Нина, ты знаешь, где нас найти, когда закончите. Секунду я сморю им вслед. Две недели назад я терпеть не могла Монику Лафлам, теперь я у нее в долгу. — Моника! — окликаю я, и она оборачивается. — Почему у тебя нет детей? Она пожимает плечами и слабо улыбается: — Никто не приглашает на свидание. Наши взгляды встречаются — и прошлых недопониманий как ни бывало. — Они много потеряли, — улыбаюсь я. Томас Лакруа сантиметров на пять ниже меня и уже начал лысеть. Это, разумеется, ничего не меняет, но я ловлю себя на том, что во время заседания постоянно смотрю на Уолли, недоумевая, почему он не мог найти более совершенного кандидата в качестве обвинителя, такого же лощеного снаружи, как и изнутри, чтобы присяжные не смогли ни к чему придраться. — Мы всецело полагаемся на Тома, — говорит мой начальник. — Ты знаешь, мы на сто процентов поддерживаем тебя и Калеба… но мы не хотим, чтобы возникли какие-либо проблемы во время апелляции. Но если мы будем присутствовать в зале суда, может создаться впечатление, что мы намеренно пытаемся засудить этого парня. — Уолли, я понимаю, — отвечаю я. — Какие обиды… — В таком случае, — Уолли, покончив на сегодня с неприятной миссией, встает, — мы все будем ждать новостей. Уходя, он хлопает меня по плечу. После его ухода мы остаемся втроем — Калеб, я и Томас Лакруа. Он хороший обвинитель, как и я сама, поэтому переходит прямо к делу. — Мы сможем предъявить ему обвинение только после обеда. И все из-за огласки, которую получило это дело, — говорит Том. — Вы когда заходили, видели журналистов? Видели ли мы? Нам пришлось продираться сквозь толпу. Если бы я не знала, где находится служебный вход, я бы никогда не привела Натаниэля в суд. — 90 —
|