|
Натаниэль энергично качает головой. — Что не так? — Это уже спрашивает человек в черном. — Мне нельзя лягаться, — шепчет он, не расслышав слово. Мама улыбается, из ее горла вырывается смешок. Натаниэлю кажется, что он никогда не слышал ничего прекраснее. — Натаниэль, меня зовут судья О’Нил. Мне необходимо, чтобы ты сегодня ответил на несколько вопросов. Как думаешь, справишься? Он пожимает плечами. — Ты знаешь, что такое обещание? — Когда Натаниэль кивает, судья указывает на женщину, которая печатает. — Ты должен отвечать вслух, потому что эта тетя записывает все, что мы говорим, и она должна слышать твои ответы. Как думаешь, ты сможет отвечать для нее четко и громко? Натаниэль наклоняется вперед. И что есть силы орет: — Да-а-а! — Ты знаешь, что такое обещание? — Да-а-а! — Как думаешь, ты сможешь пообещать мне ответить сегодня на несколько вопросов? — Да-а-а! Судья отстраняется, немного поморщившись. — Это мистер Браун, Натаниэль. Он первым будет с тобой говорить. Натаниэль смотрит на поднимающегося с места улыбающегося здоровяка. У него белые, снежно-белые зубы. Как у волка. Он едва ли не упирается головой в потолок. Натаниэль смотрит, как он приближается, и думает о том, что этот человек наверняка обидит маму, а потом повернется и перекусит самого Натаниэля пополам. Он делает глубокий вдох и заливается слезами. Человек замирает на полпути, как будто потеряв равновесие. — Уйди! — кричит Натаниэль. Он подтягивает колени к груди и утыкается в них лицом. — Натаниэль… — Мистер Браун медленно приближается к мальчику, вытянув вперед руку. — Я просто хочу задать тебе пару вопросов. Можно? Натаниэль кивает, но головы не поднимает. Может быть, у здоровяка вместо глаз лазеры, как у Циклопа из «Людей Икс». Может быть, от одного его взгляда можно замерзнуть, а от второго — загореться. — Как зовут твою черепаху? — спрашивает здоровяк. Натаниэль прячет Франклина под коленями, чтобы он тоже не видел этого человека. Потом закрывает лицо руками и поглядывает сквозь пальцы, а когда здоровяк подходит еще ближе, разворачивается на стуле, как будто может проскользнуть через перекладины на его спинке. — Натаниэль… — в очередной раз пытается здоровяк. — Нет, — всхлипывает Натаниэль, — не хочу! Здоровяк отворачивается. — Ваша честь, я могу подойти? Натаниэль выглядывает поверх трибунки, за которой сидит, и видит маму. Она тоже плачет. А как же ей не плакать? Этот человек хочет ее обидеть. Она, наверное, его боится, как и сам Натаниэль. Фишер запретил мне плакать, потому что меня выведут из зала. Но я не в силах себя сдержать — слезы льются так же естественно, как я заливаюсь румянцем или дышу. Натаниэль возится на деревянном стуле, но из-за свидетельской трибуны ничего не видно. Фишер с Брауном подходят к судье. Тот настолько зол, что мечет громы и молнии. — 197 —
|