Я знаю, что надеть, чтобы присяжные поверили, что я умею держать себя в руках. Но я понятия не имею, как одеваться, чтобы казаться беспомощной. Неожиданно оказывается, что часы на прикроватной тумбочке на пятнадцать минут отстают. Я натягиваю свитер. Он размера на два больше — неужели я настолько похудела? Или я просто раньше никогда его не мерила? Подворачиваю свитер на талии, надеваю колготки и тут замечаю, что у меня стрелка на левом чулке. Хватаю вторую пару — она тоже порвана. — Только не сегодня, — бормочу я себе под нос, дергая ящик с бельем, где храню запасную пару колготок на всякий случай. Пока я ищу полиэтиленовый пакет, бюстгальтеры и трусики, словно пена, вываливаются из ящика. Я же надевала те запасные колготки в день, когда убила Глеба Шишинского, а поскольку с того дня на работу не ходила, мне даже в голову не пришло купить еще одни. — Черт побери! Я пинаю ящик, но только пальцы ушибаю. На глаза наворачиваются слезы. Я вываливаю оставшиеся вещи из ящика, выдергиваю его из комода и швыряю в другой конец комнаты. У меня подкашиваются ноги, и я оказываюсь сидящей на мягком облаке белья. Я натягиваю свитер на колени, зарываюсь лицом в скрещенные руки и плачу. — Маму вчера показывали по телевизору, — сообщает Натаниэль, когда они с Калебом едут на грузовичке в суд. — Когда ты был в душе. Калеб, погруженный в собственные мысли, при этих словах съезжает с дороги. — Тебе нельзя смотреть телевизор. Натаниэль сжимается, и Калебу становится стыдно. В последнее время он так легко совершает неправильные поступки. — Все в порядке, — успокаивает Калеб. Он сосредоточивает внимание на дороге. Через десять минут они будут у окружного суда. Он может оставить Натаниэля в игровой комнате с Моникой; возможно, она знает, как лучше ему обо всем рассказать. Однако Натаниэль еще не закончил расспросы. Он немного жует слова, а потом поспешно выплевывает их: — Почему мама всегда ругается, когда я притворяюсь, что палочка — это пистолет, а сама играла с настоящим? Калеб поворачивается и натыкается на пристальный взгляд сына, который ждет объяснений. Он включает поворот и съезжает на обочину. — Помнишь, ты спрашивал, почему небо голубое? А когда мы стали искать ответ в компьютере, там было столько заумных объяснений, что никто ничего не понял? Это почти то же самое. Ответ есть, но он слишком сложный. — Дядя в телевизоре сказал, что мама поступила неправильно. — У Натаниэля дрожит нижняя губка. — Поэтому ее сегодня будут ругать, да? Боже, если бы все было так просто! Калеб грустно улыбается. — 202 —
|