Роковое совпадение

Сейчас в здании суда темно и безлюдно, здесь только дежурные, Калеб, Натаниэль и Фишер. Они молча идут по коридору, папа несет Натаниэля на руках, крепко прижимая к себе.

— Он немного нервничает, — откашливаясь, говорит Калеб.

Фишер не обращает внимания на эти слова. Он как будто идет по канату, а внизу бездонная пропасть. Меньше всего ему хочется обижать мальчика, но, с другой стороны, если он будет слишком заботлив и внимателен, Натаниэль может расслабиться во время слушания и его признают правомочным предстать перед судом. Как ни крути, а Нина его живьем съест.

В зале Фишер включает верхний свет. Лампы шипят, а потом заполняют помещение очень ярким светом. Натаниэль еще крепче прижимается к отцу, зарываясь лицом в его плечо. Где жевательные таблетки, когда они нужны?

— Натаниэль, — резко говорит Фишер, — ты должен сесть на этот стул. Папа подождет сзади. Ему нельзя с тобой разговаривать, и тебе нельзя к нему обращаться. Ты должен просто отвечать на мои вопросы. Ты понимаешь?

Глаза у мальчика огромные, как ночное небо. Он следует за Фишером к свидетельской трибуне и взбирается на стоящий за ней высокий табурет.

— Слезь на секунду. — Фишер протягивает руку и убирает табурет, заменяя его низким стулом. Теперь из-за трибуны не видно даже бровей мальчика.

— Я… мне ничего не видно, — шепчет Натаниэль.

— А тебе и не нужно ничего видеть.

Фишер уже собирается начать репетировать вопросы, когда оборачивается на звук. Это Калеб методично убирает все высокие табуреты в зале суда, ставит их у двери.

— Я подумал… может быть… их лучше куда-нибудь убрать. Чтобы утром не попались на глаза. — Он переглядывается с Фишером.

Адвокат кивает:

— В чулан. Сторож закроет их там на замок.

Когда он поворачивается к мальчику, ему с трудом удается сдержать улыбку.

Сейчас Натаниэлю понятно, почему Мейсон всегда пытается снять ошейник, — эта удавка, которую все называют галстуком, без бабочки, сдавливает ему горло. Он постоянно дергает его, но отец лишь хватает его за руку. Внутри все дрожит. Лучше бы он пошел в садик. Здесь все смотрят только на него. Здесь все хотят, чтобы он рассказывал о том, о чем не хочет вспоминать.

Натаниэль еще сильнее сжимает Франклина, плюшевую черепашку. Закрытые двери зала суда со вздохом распахиваются, и человек, похожий на полицейского, но не полицейский, жестом приглашает их войти. Натаниэль нерешительно ступает на раскатанный красный язык ковра. В зале уже не так страшно, как было вчера вечером, но у него все равно такое чувство, будто он входит в пасть к киту. Его сердце начинает бешено колотиться, так, словно по ветровому стеклу барабанят капли дождя, и Натаниэль прижимает руку к груди, чтобы никто больше этого не слышал.