|
— Мамочка! — кричит он, когда Квентин приказывает надеть на меня наручники. Я с улыбкой поворачиваюсь к Натаниэлю — улыбка такая натянутая, что, кажется, лицо вот-вот треснет. — Все в порядке. Вот видишь, со мной все хорошо. — Когда мне выворачивают руки за спину, волосы рассыпаются из-под заколки. — Питер, уведи его. Немедленно! — Идем, приятель, — уговаривает Питер, вытаскивая Натаниэля из тележки. Тот цепляется ногами за металлические перекладины, отчаянно пинается, тянет ко мне руки и рыдает до икоты: — Ма-а-а-амочка! Меня ведут мимо застывших от удивления покупателей, мимо разинувших рот складских рабочих, мимо кассиров, руки которых застыли в воздухе над кассами. И я все время слышу голос сына. Его крики преследуют меня даже на стоянке, даже в полицейской машине. На ее крыше вращаются мигалки. Когда-то, очень давно, Натаниэль тыкал в едущую за нами полицейскую машину и называл ее праздником на колесах. — Прости, Нина, — говорит один из полицейских, усаживая меня в машину. Через окно я вижу стоящего скрестив руки Квентина Брауна. «Апельсиновый сок, — думаю я. — Ростбиф, нарезанный американский сыр. Спаржа, крекеры, молоко. Ванильный йогурт». Это моя молитва на пути назад в тюрьму: содержимое моей брошенной тележки, которое медленно будет портиться, пока какая-нибудь добрая душа не вернет все на место. Калеб открывает дверь и видит рыдающего сына на руках у Питера Эберхарда. — Что с Ниной? — спрашивает он, протягивая руки к Натаниэлю. — Все этот идиот… — в отчаянии бросает Питер. — Он поступает так нарочно, чтобы оставить о себе память в нашем городе. Он… — Питер, где моя жена? Тот морщится: — Снова в тюрьме. Она нарушила условия залога, и помощник генерального прокурора ее арестовал. На секунду Натаниэль кажется тяжелым, как свинец. Калеб спотыкается под весом сына, но потом твердо становится на ноги. Натаниэль продолжает плакать, но уже тише — по его рубашке на спине словно река течет. Калеб поглаживает сына по спинке. — Снова… Расскажи, что произошло. Калеб улавливает отдельные слова: бакалея, продукты, Квентин Браун. Он едва слышит голос Питера из-за шума в голове, где бьется единственный вопрос: «Нина, что ты опять натворила?» — Меня окликнул Натаниэль, — объясняет Питер. — Я так обрадовался, услышав, что он опять заговорил, что не смог просто отмахнуться от него. Калеб качает головой. — Ты… Так это ты к ней подошел? Питер на голову ниже Калеба, и в эту секунду ощущает каждый сантиметр этой разницы. Он отступает назад. — Я бы никогда не стал навлекать на нее неприятности, Калеб, и тебе это известно. — 134 —
|