Роковое совпадение

Патрик, распластавшись на кустах, пытается перевести дух. Медленно поднимается, стряхивая листья с одежды. И что ему теперь делать? Он не может оставить Нину в тюрьме, но у него нет денег, чтобы внести за нее залог.

Неожиданно дверь дома открывается. На пороге с чеком в руке стоит Калеб. Патрик берет чек, Калеб кивает в знак благодарности. Оба молчат о том, что всего минуту назад готовы были поубивать друг друга. Это способ просить прощения, уговор, заключенный во имя женщины, которая вывела из равновесия жизни обоих мужчин.

Я уже готова высказать Калебу все, что думаю о том, что он не пришел на слушание, но это может подождать — сначала я крепко прижму к себе Натаниэля, чтобы он чуть ли не слился со мной. Я суетливо жду, пока помощник шерифа отопрет камеру и выведет меня в приемную департамента. Там я вижу знакомое лицо, но не то.

— Я внес залог, — говорит Патрик. — Калеб выписал мне чек.

— Он… — начинаю я, а потом вспоминаю, кто передо мной стоит. Хоть это и Патрик, но все же… Я удивленно смотрю на него, а он ведет меня к служебному входу, чтобы избежать внимания прессы. — Он действительно умер? Ты клянешься, что он мертв?

Патрик хватает меня за руку и разворачивает к себе.

— Прекрати! — Боль сковывает его лицо. — Нина, пожалуйста, прекрати!

Он знает, конечно, он знает. Это же Патрик. В некотором роде я испытываю облегчение: больше не нужно притворяться, наконец-то появилась возможность поговорить с человеком, который тебя поймет. Он выводит меня через служебный вход и усаживает в свой «Форд-Таурус». На стоянке много фургончиков прессы; спутниковые тарелки, словно невиданные птицы, сидят на крышах. Патрик швыряет мне на колени что-то тяжелое — толстый экземпляр «Бостон Глоуб».

«НАД ЗАКОНОМ», — гласит заголовок. И подзаголовок: «В Мэне застрелен священник. Библейское правосудие окружного прокурора». И цветное фото, когда меня схватили Патрик и судебные приставы. В правом углу снимка в луже собственной крови лежит отец Шишинский. Я с трудом различаю зернистый профиль Патрика.

— Ты знаменитость, — негромко говорю я.

Патрик молчит. Он смотрит на дорогу, сосредоточившись на том, что впереди.

Раньше я могла говорить с ним обо всем. Мой поступок не мог ничего изменить. Но когда я смотрю в окно, то вижу все в ином свете: по улице бегут двуногие кошки, на подъездных дорогах кружатся цыгане, в двери стучатся зомби. Почему-то я забыла о Хеллоуине — сегодня все не те, какими были еще вчера.

— Патрик… — начинаю я.

Он обрывает меня и качает головой:

— Нина, достаточно уже. Каждый раз, когда я думаю о том, что ты наделала, я вспоминаю ту ночь в «Текиле-пересмешнике». Вспоминаю свои слова.