|
— Фишер, нужно, чтобы меня отпустили домой. Хочу быть дома, когда мой сын сядет обедать. Фишер только кивает. Подобное он уже слышал. На самом деле совершенно неважно, чего я хочу, когда уже все сказано и сделано. — Знаете, обвинение станет настаивать на том, чтобы не выпускать вас под залог. Разумеется, я знаю. Я сама бы так поступила на месте прокурора. В штате Мэн, если обвинение представит достаточно улик тому, что совершенно преступление, за которое грозит высшая мера наказания, подсудимого могут не выпустить под залог. Он будет сидеть в тюрьме до суда. Несколько месяцев. — Нина… — Фишер впервые назвал меня по имени, а не «госпожа прокурор». — Послушайте меня. Но я не желаю его слушать, я хочу, чтобы он слушал меня. Собрав всю волю в кулак, я поднимаю на него ничего не выражающий взгляд: — Что дальше, Фишер? Он видит меня насквозь, но Фишер Каррингтон — истинный джентльмен. Поэтому он сохраняет мину, как сохраняю ее я. Улыбается, как будто мы давние друзья. — Дальше мы пойдем в суд, — отвечает он. Патрик стоит в глубине зала, за толпой репортеров, которые собрались в зале суда, чтобы снять предъявление обвинения прокурору, которая хладнокровно застрелила священника. Такое бывает только по телевизору, только в фильмах. Подобные истории обсуждают с коллегами у кулера для воды. С губ журналистов, словно змеи, сползают слова «возмездие» и «кара». Иногда они даже не упоминают имени Нины. Они обсуждают угол, под которым вошла пуля, количество шагов, которые ей пришлось сделать от своего места к тому, где сидел священник. Они рассказывают об обвинении священника в растлении малолетних. Они не говорят о том, что Нина выучила разницу между грейдером и фронтальным погрузчиком, чтобы утолить любопытство своего сына. Не упоминают о содержимом ее сумочки, перечень которого составили в тюрьме, включая игрушечную машинку и пластмассовое светящееся в темноте кольцо. «Они совсем не знают ее, — думает Патрик. — И поэтому не понимают почему». Журналистка с копной белокурых волос, стоящая перед ним, энергично кивает, пока оператор снимает импровизированное интервью с физиологом. — Мозжечковая миндалина оказывает влияние на агрессию посредством движения нейронов к гипоталамусу, — вещает он. — Оттуда посылаются электрические импульсы по краевой полоске, что и является пусковым механизмом ярости. Разумеется, следует учитывать факторы окружающей среды, но без предшествующей… Патрик перестает обращать на них внимание. Некое известие почти ощутимо проносится над залом суда, и люди начинают рассаживаться. Мигают глазком громадные камеры. Оставаясь позади, Патрик опирается о стену. Он предпочитает оставаться незамеченным и сам не знает почему. Неужели он стыдится того, что стал свидетелем Нининого позора? Или боится, что она может прочесть это по его лицу? — 108 —
|