Дверь на склад шляпной фабрики, открытая настежь, не удивила Лену – сторожа часто не закрывали дверей допоздна, когда погода была хорошей. Из-за двери раздавались голоса, мужской и женский. Это были голоса художника и его жены – Лена без труда узнала их, как только подошла к порогу. Говорящие, видимо, были так заняты своим разговором, что даже не услышали стука Лениных каблуков по асфальту. – …Семья у нас давно распалась, как наше государство! Правильно говорят, что семья – это маленькое государство! – Неправильно, – ответил жене художник. – Что – неправильно!? – Государство – это упрощенная семья… – Я положила на тебя лучшие годы моей жизни! – почти выкрикнула жена художника, не подозревая, что ее слова слышит кто-то третий. Художнику, видимо, нечего было ей возразить. И, потому, он ответил, наверное, то, что думал: – К тому, что эти годы были лучшими в твоей жизни, я, кажется, тоже имею некоторое отношение… – Ты должен меня понять, ты же умный человек! – жена художника стала говорить тише. Художник отвечал ей довольно вяло, почти безразлично, но сквозь это безразличие пробивалась ирония. Неуверенная. Покачивающаяся, как пьяница, по дороге домой. И еще, в голосе художника почему-то звучало призрение: – К умным относит себя каждый. Впрочем, мне, как минимум, нужно иметь очень большую голову, чтобы на ней уместились все рога, которые ты мне наставила. – А что мне оставалось делать?! Тебя, ведь, ничего, кроме водки, не интересует! Не было ни денег, ни любви! – Ты говоришь о любви или о деньгах? – Денег тоже не было! – Ты пришла ко мне в старенькой дубленке, с целлофановым пакетом в руках, а, уезжая, вывозила вещи на длинномере. Одних тряпок набралось четыре чемодана. – Ты сам сказал: забери все, и уходи! – Ты все забрала, но пока не ушла. Не останавливайся на полпути. – Я не остановлюсь! У меня есть другой мужчина! – Это ему понадобился мой бритвенный прибор? – Не паяцствуй! Твой бритвенный прибор никому не нужен! И мебель мы нажили вместе! А кухню мне подарила мама! – Подарила мама, а оплатил-то ее я. – Ты врешь! – Кстати, сейчас – дело прошлое, но «Москвич», который подарил тебе папа – тоже оплатил я. – Ты решил довести меня до слез! – на этой фразе жены художника, наступила пауза. Казалось, что оба выговорились. Но, как выяснилось – нет. После небольшого молчания, художник тихо и грустно проговорил: – Лучше ты будешь права, чем начнешь плакать… — 91 —
|