- Мм... Пойдем-пойдем, -- сказал Женя. -- Поесть пора уж. В тени корявого ильма, подымавшегося метра на три-четыре вверх, а потом продолжавшегося параллельно земле, было легче смотреть на белизну скал, на синеву моря. - Я не видел еще таких кривых деревьев. - Это, Сань, от морского ветра, должно быть, -- Тимоха погладил-пощупал пальцами ствол дерева. -- Тыща лет, наверно, дереву этому. За километр отсюда еще одно такое есть. Уже пожелтело... - Так, вот чай холодный, а тут хлеб и сыр, -- сказал Нелюбин. - Интересно, а какие из зверей живут больше всего, -- сказал Тимоха и отпил из термоса. - Ну, птицы кажется. Попугаи, вороны, -- сказал Нелюбин, ложась на жесткой траве, ощетинившей мощные корни, вспучившие покрывающую их скудную землю. -- Смотрите, что это в море, катамаран, да? - Не разобрать, далеко слишком, -- сказал Тимоха. - Я знаю, что есть обезьяна человекообразная. Ей сейчас тысяча триста семьдесят пять лет. В журнале читал и фотография там была, -- глядя в даль моря, промолвил Саша. -- Дай, Тим, попью. - На, а где она находится? - На острове каком-то. Она уже много лет умирает от печали. - Почему? -- спросил Женя. - Потому что все ее друзья и родственники умерли, и их дети умерли, и вся порода может быть даже, а она одна живет и живет. Люди ее оберегают, она как бы достопримечательность, что ли, или священная. На фотке в объектив смотрит, а кажется, сквозь тебя, далеко куда-то. Косматая, огромная, лицо все в морщинах. Потянуло прогретым ослабленным ветром. Листья ильма зашелестели, по голому склону выжженной солнцем скалы, глубоко вдающейся в море, проскользила тень от облака. Она бесшумно проследовала по скальным узлам, наростам и впадинам из монолитного камня, по считанным деревцам, добралась до края пропасти и исчезла... 13... Душным вечером иду по проспекту, в захламленной перспективе которого пошарпанно догорает закат. Со мною идет один из лучших отечественных, да, пожалуй, и мировых клоунов цирка и актеров кино. Теперь это седой, морщинистый человек в будничном костюме. В теплом сквозняке сиреневых сумерек -- мегаполисный запах выхлопов автомобилей и пыли. Пыли, которая поглотила и колоннады акрополей и развалины вавилонских храмов. И так же неотвратимо сомкнутся, заровняются подобные водовороту над омутом -- воронки пыли над шпилем университета, над свежемогильной звездою Кремля, над белым метеорологическим шаром на крыше билдинга... После долгого, трудного, и, может быть, счастливого дня в голове слегка звенит, как звенит в ней, когда глубоко занырнешь. Мы проходим мимо витрины кондитерского магазина и мой спутник говорит мне: — 16 —
|