|
Однако он никогда не просил о чем-то большем, чем это, обычное для всех хорьков, наставничество. Он никогда не просил свое Высшее Я пролить свет на те тайны, которые не мог раскрыть ему никто иной. И вдруг — ударом молнии: «Как же оно может ответить, если я не спрашиваю?!» — Я — хорек-философ, — повторила Кинни, само терпение. — Откуда я пришла? «Скажи мне, Высшее Я, — спросил Джоди без слов, — откуда приходят хорьки-философы?» Не пришлось ни ждать, ни раздумывать. «Ниоткуда». Ну разумеется. Все очень просто. — Со стороны духа, — промолвил он. — Со стороны заботы и любви. — Правильно. А можешь ли ты тоже прийти оттуда? — Конечно, — кивнул он. «Кто угодно может». — А теперь — проверка. Ты знаешь, что я — хорек-философ, потому что... — Кинни уже предвкушала ответ, мгновенный и правильный, — ...потому что я не оставляю... «Чего она хочет? Чтобы я угадал ее ответ — или назвал свой?» Он пожал плечами в недоумении. —...камня на камне? Кинни нахмурилась. — Отпечатков лап! Я не оставляю отпечатков лап. «Это ничего, что ее иногда заносит, — сказал себе Джоди. — Просто она хочет, чтобы я понял». И он послушно взглянул. В тонкой пыли, сплошь покрывавшей пол будущего сарайчика, от ее шагов не осталось ни единого следа. — А отпечатков лап я не оставляю, потому что... И Джоди доверился. Он принял ее разрешение быть храбрым: — ...потому что твой образ — внутри меня, а я просто переношу его, куда захочу. Ты не оставляешь отпечатков лап потому, что принадлежишь не моему внешнему миру, а внутреннему. Кинни склонила головку — в почти настоящем поклоне. — Отлично! Не просто «внешнему миру», а «моему внешнему миру», сказал ты. И это правильно. — Она отступила чуть вбок и опустила глаза. — Конечно, я могла бы оставлять следы... Джоди чувствовал, как кусочки мозаики складываются сами собой в чудесную картину. Разрешения тихо падали, как снежинки, — мягкие и неповторимые. В то мгновение он понимал о ней все — и о ней, и о себе самом. Конечно же, она могла бы оставлять следы, если б захотела. «До чего странно, — подумал он. — Найди величайших учителей, задай самые трудные вопросы — и они ни за что не скажут: "Изучай философию" или "Защити диссертацию". Они скажут: "Ты уже знаешь"». Собеседница прочла все по его глазам. — Ну, и где же тогда стоит школа хорьков-философов? — На углу, — ответил он, улыбнувшись при виде всплывшей перед глазами картинки: домик посреди лесной поляны, яркие занавески на окне, маленький дымоход на крыше. — На перекрестке той тропинки, где я спросил, о чем мне нужно было знать, с дорогой, на которой я осознал ответ. — 15 —
|