Трепеща, как мотылек, Жасмина кивнула. — Пойдешь с нами, милая, мы тебя подготовим к съемке. Я — Молли, а это — Пента и Глориэлла. — Я в первый раз... — Не волнуйся, — сказала Глориэлла. По полу змеились толстые черные провода, павильон был огорожен короткими занавесками, на мониторах видны были другие съемочные площадки, еще пустовавшие в этот ранний час. Высоко под потолком и вокруг, на больших подъемниках и треногах, теснились массивные прожектора. «Научусь ли я когда-нибудь? Станет ли это место моим домом?» В гримерной, полной света и зеркал, были разложены на столиках краски, губки и кисточки. Три хорьчихи внимательно рассматривали Жасмину под разными углами. — Что скажешь, Пента? — спросила Молли. — Просто красавица, правда? Чуточку светлого тона, подвести глазки... да и хватит. — Верно, никаких хлопот, — подтвердила Глориэлла. — Чудненько. А все-таки чего-то не хватает... Пента разглядывала Жасмину, словно диковинную статуэтку из дальних, небывалых стран. Наконец она покачала головой. — Только мел. Больше ничего. Ее подруги взглянули еще раз, по-новому, и закивали. Эта мордочка — белоснежная, темноглазая, таинственно светящаяся изнутри — не нуждалась ни в карандаше, ни в тоне. Только чуть-чуть матовой пудры, чтобы не было бликов, — и больше ничего. Впервые в жизни Хорьчиха Жасмина ощутила воздушное касание пуховки и вдохнула ее прохладный аромат. «В один прекрасный день, — думала Пента, глядя на ее отражение в зеркале, — она покорит этот город». Ее объявили самим совершенством и отпустили. — Не ступай на красные коврики, милочка! Там сейчас будут устанавливать свет, — велела Молли на прощанье. — Расслабься! Все будет хорошо. «А неплохая была мысль насчет пудры», — подумала Жасмина, ловя восхищенные взгляды и шепотки: — Смотри-ка! — Вот это да! Уже прибыли и помощник режиссера, и оператор, и бригада звукооператоров, и крановщик, и кукловоды. Электрики суетились на подвесных лесах, размещая прожектора. Все знали, что сегодня на площадку выйдет новенькая, и уже пронесся слух, что зовут ее Жасминой. Наконец явился и режиссер — бежевой масти с испещренной серебром черной маской. На его шею был небрежно наброшен старенький шелковый шарф, фирменный знак Хорька Хешсти. Он приветственно кивнул, заметив, что все разом смолкли при его появлении. — Доброе утро всем. На сегодня — несколько страниц. Кто-нибудь видит что-нибудь такое, что не обещает нас позабавить? Он повернул голову, обводя взглядом коллег. Жасмина одиноко стояла в сторонке. Режиссер не моргнул и глазом. Режиссер не вымолвил ни слова. Он просто молча уставился на нее, а все вокруг уставились на него. Но в конце концов он опомнился и все-таки кивнул новенькой. — 10 —
|