— Я был там, — бросаю я. — Я был там в тот день, когда умерла Джесс. Джейкоб не смотрит на меня — может, оно и к лучшему. Он начинает чуть быстрее размахивать рукой, потом подносит ее к горлу. — Я знаю, — признается он. Мои глаза расширяются от изумления. — Знаешь? — Конечно, знаю. Я видел твои следы. — Он смотрит поверх моего плеча. — Именно поэтому я так и поступил. О боже! Она рассказала Джейкобу, что я шпионил за ней голой, сказала, что пойдет в полицию, а он заткнул ей рот. Теперь я всхлипываю: не могу отдышаться. — Прости. Он не касается меня, не обнимает, чтобы успокоить, как сделала бы мама. Как поступил бы любой другой человек. Джейкоб продолжает вертеть рукой, как вентилятор, а потом повторяет мои слова: «Прости. Прости» — словно эхо, лишенное своей музыки, словно дождь по жестяной банке. Это просодия. Особенность больных синдромом Аспергера. Когда Джейкоб был маленьким, он повторял вопросы, которые я ему задавал, и бросал их в меня, словно бейсбольный мяч, вместо того чтобы ответить. Мама сказала, что это сродни его цитатам из фильмов — вербальной самостимуляции. Так Джейкоб смакует во рту слова, когда не знает, что сказать в ответ. Тем не менее я позволил себя убедить, что этим своим механическим, монотонным голосом он просил и моего прощения. ДЖЕЙКОБВ тот день, когда мы вернулись домой после суда, я вместо «Блюстителей порядка» решил посмотреть другое видео. Это домашняя видеосъемка, когда я был еще крошкой, мне всего один год. Должно быть, праздновали мой день рождения, потому что наличествовал торт, а я улыбался и хлопал в ладоши, что-то лепетал, похожее на «мама», «папа» и «молоко». Каждый раз, когда меня окликали по имени, я смотрел прямо в объектив. Я выгляжу нормальным. Мои родители счастливы. Папа рядом, его нет ни на одном видео, где мы с Тео. У мамы еще не залегла морщинка между глаз. В конце концов, многие снимают домашнее видео, чтобы запомнить счастливые мгновения, а не для того, чтобы что-то забыть. Далее на видео записаны отнюдь не счастливые мгновения. Внезапно, вместо того чтобы засунуть пальцы в торт и широко улыбнуться, я сижу, раскачиваясь, перед стиральной машинкой и наблюдаю, как крутится одежда. Лежу перед телевизором и, вместо того чтобы смотреть программу, выстраиваю части конструктора «Лего». Больше в фильме папа не появляется; вместо него мелькают другие, незнакомые мне люди: какая-то женщина с вьющимися желтыми волосами и футболке с изображением кота. Она садится со мной на пол и удерживает мою голову, чтобы я сосредоточился на головоломке, которую она предлагает. Дама с ярко-голубыми глазами о чем-то беседует со мной, если это можно назвать беседой. — 307 —
|