— Прости, — извиняюсь я, уже веселясь от души. — Прости, пожалуйста. Внезапно меня озаряет: не мне следует просить прощения! Не знаю, о чем я думал, когда направлялся сюда. В жизни не существует серебряных пуль, человек должен сам выкарабкиваться из глубокой грязной ямы, которую себе выкопал. — Лучше сходи и приведи маму, — говорю я. Он определенно считает меня сумасшедшим: я смеюсь как ненормальный, хотя еще минуту назад рыдал. Когда отец встает — с облегчением, как мне кажется, и готовый убраться подальше, — я понимаю, почему он кажется мне таким знакомым. Дело не в том, что мы похожи, не говоря уже о том, что имеем один генокод. А потому что его явный дискомфорт, желание отвести взгляд и избежать физического контакта так сильно напомнили мне брата. Мы с мамой не разговариваем всю дорогу, пока отец везет нас в аэропорт. Я и слова не произношу, когда отец передает ей чек, а она смотрит на цифру и немеет. — Просто возьми, — говорит он. — Жаль… жаль, что я не могу быть рядом с ним. Он это не всерьез. На самом деле он хотел бы хотеть остаться с Джейкобом, но мама, похоже, все отлично понимает, сейчас ей деньги не помешают. Она порывисто обнимает его на прощание. А я… я протягиваю ему руку. Дважды я одних и тех же ошибок не совершаю. Мы молчим в зале отлета, молчим, когда садимся в самолет, молчим, когда самолет взлетает. Лишь когда командир экипажа по громкоговорителю объявляет, на какой высоте проходит полет, я поворачиваюсь к маме и прошу прощения. Она листает какой-то журнал, предлагаемый пассажирам на борту самолета. — Да ладно, — отвечает она. — Мне на самом деле очень жаль. — Не сомневаюсь. — Прости, что подсмотрел номер твоей кредитной карты. И за все остальное. — Именно поэтому ты отработаешь мне эти билеты — туда и обратно — даже если работать тебе придется до пятидесяти шести лет, — говорит она. По проходу идет стюардесса, спрашивая, не желают ли пассажиры напитки. Мама касается ее руки. — Ты что будешь? — спрашивает она, и я отвечаю: «Томатный сок». — А мне джин с тоником, — обращается она к стюардессе. — Шутишь? — Я удивлен: не знал, что мама пьет джин. Она вздыхает. — Чрезвычайные ситуации требуют чрезвычайных мер, Тео. — Потом она смотрит на меня и хмурится. — Когда в последний раз мы оставались вдвоем? — Гм… — задумался я. — Никогда? — Никогда, — подумав, отвечает мама. Возвращается стюардесса с нашими напитками. — 259 —
|