Один, один, два, три. Почему пять, а не четыре? Я достаю из кармана ручку и пишу на ладони числа, пока не замечаю последовательность. Это было не «съем», а «восемь». — Тринадцать, — говорю я, поднимая глаза на Джейкоба. — Двадцать один. Он шевелится. — Подпиши, — прошу я, — и я отведу тебя к маме. Кладу бумаги на пол и подталкиваю к нему. Потом подкатываю ручку. Сперва Джейкоб не шевелится. А потом — очень медленно — подписывает документы. ДЖЕЙКОБОднажды Тео спросил: «Если бы существовало лекарство от синдрома Аспергера, стал бы ты его принимать?» Я ответил, что нет. Я не уверен, насколько глубоко увяз в синдроме. А если я, например, поглупею или утрачу свой сарказм? Если начну на Хэллоуин бояться привидений, а не цвета самой тыквы? Дело в том, что я не помню, кем был без синдрома, и кто знает, что от меня останется? Для сравнения возьмите бутерброд с ореховым маслом и вареньем и попробуйте отделить одно от другого. Нельзя убрать все масло, не затронув варенья, так ведь? Я вижу маму — как будто, находясь под водой, вижу солнце, если хватает смелости открыть глаза. Ее образ размыт, текуч и слишком ярок — невозможно разглядеть. Я так глубоко под водой… От громких криков у меня разболелось горло; обширные — до самой кости — синяки. Несколько раз я пытался заснуть, но просыпался в слезах. Единственным моим желанием было встретить человека, который бы понял, что я совершил и зачем. Человека, которому, как и мне, не наплевать. Когда в тюрьме мне сделали укол, мне приснилось, что у меня из груди вырезали сердце. Доктора и надзиратели передавали его по кругу, как в игре «Горячая картошка», а потом попытались пришить на место, но от этого я стал похож на чудовище Франкенштейна. «Видишь, — восклицали все вокруг, — ты даже говорить не можешь!» Но поскольку это была ложь, я больше не верил ни одному их слову. Нельзя съесть одно варенье без орехового масла, но временами я думаю: почему бы мне не пообедать мясом, которое все любят? Раньше существовала теория, что мозг аутиста функционирует неправильно из-за пробелов между нейронами, из-за недостаточной связанности. Сейчас появилась другая теория: что мозг аутиста функционирует слишком хорошо. В моей голове столько всего происходит, что мне нужно «работать» сверхурочно, чтобы все охватить. Иногда повседневная жизнь становится тем младенцем, которого вместе с водой выплеснули из купели. Оливер, который утверждает, что является моим адвокатом, говорит со мной на языке природы. Именно к этому я всегда стремился: быть таким же органичным, как семечки в подсолнухе или спираль ракушки. Когда ты вынужден пытаться быть нормальным, это доказывает, что ты ненормален. — 171 —
|