Похищение

Сквозь ветровое стекло я вижу облака, тянущиеся вдоль горизонта. Я думаю о шурине Рутэнн, пролившемся дождем над семейной усадьбой.

— Прости. Я не хотела тебя огорчить.

— А я не огорчилась, — отвечает она. — Если хочешь узнать о человеке, он сам должен тебе все рассказать. Вслух. Но каждый раз рассказ чуть меняется. Он новый даже для меня.

Слова Рутэнн заставляют меня задуматься, что дебет, вероятно, далеко не всегда сходится с кредитом. Быть может, величина «отнять ребенка у матери» больше, чем «отнять мать у ребенка». Быть может, «найти свое место под солнцем» не тождественно «знать, кто ты есть».

— Ты уже виделась с матерью? — спрашивает Рутэнн.

— Да. Но встреча прошла не очень удачно.

— Почему?

Я еще не готова посвятить ее в эту тайну.

— Она оказалась не такой, какой я ее представляла.

Рутэнн выглядывает в окно.

— Никто никогда не оказывается.

Из всех музеев в детстве я больше всего любила ходить в «Аквариум Новой Англии», а всем экспонатам предпочитала небольшой водоем, где можно было играть в Бога. Там были морские звезды, умевшие выплевывать собственные желудки и отращивать поврежденные щупальца. Там были анемоны, способные всю жизнь простоять на одном месте. Там были раки-отшельники, и моллюски-блюдечки, и морские водоросли. Но главное, там была красная кнопка: когда я ее нажимала, поднималась волна, вся живность смешивалась и крутилась, как одежда в стиральной машине, а после оседала снова.

Мне нравилось быть посланницей перемен, нравилось вершить судьбы одним касанием пальца. Я дожидалась, пока краб уляжется на свое место, и нажимала на кнопку еще раз. Меня восхищала мысль об обществе, где в принципе не могло быть никакого «статус кво».

Но я любила не только эту забаву. Мне также по душе был стробоскоп, вертящийся над потоком воды. Я знала, что это всего лишь обман зрения, но все равно радовалась, что хотя бы в одном месте на планете вода может течь вспять.

Рутэнн находит для меня занятие: я помогаю ей с ее чудовищными куклами. Однажды, когда мы мастерим Барби-Разведенку — в комплекте идет катер Кена, машина Кена и его же купчая на дом, — она спрашивает:

— Чем ты занималась в Нью-Гэмпшире?

Я наклоняюсь, чтобы приклеить пуговицу, но вместо этого случайно припечатываю сумку Барби к ее лбу.

— Мы с Гретой искали людей.

Рутэнн изумленно вскидывает брови.

— Что, в полиции?

— Нет, мы просто им помогали.

— Так почему бы тебе не заняться этим здесь?

Я поднимаю глаза. «Потому что мой отец сидит в тюрьме. Потому что мне, двадцать восемь лет числившейся пропавшей без вести, стыдно теперь за свою работу».