– Даже если и так, я тогда был занят более интересным делом, чем сочинение писем от имени женщины – рок-звезде, скрывающейся от мира. – Более интересным делом? Каким же? – заинтересовалась Андреа. – В тот год я написал "Концерт баобаба". На губах Андреа мелькнула пренебрежительная улыбка: – А, припоминаю, тот самый, который несколько лет спустя ты посчитал нужным переписать, сочтя его недостаточно совершенным. О, разумеется, голова у тебя была занята совсем другими вещами. Юной ассистенткой, прежде всего. – Верно, – сказал Домострой. – Без нее моя преподавательская деятельность казалась мне скучнейшей рутиной. – Он помолчал, затем продолжил рассказ: – Старик, кстати, жил один и, несмотря на свои преклонные лета, упорно готовил себе сам, экономя таким образом на кухарке. Как-то в субботу утром моя ассистентка позвонила мне и попросила к ней зайти. У нее для меня сюрприз, сказала она, который может вдохновить меня на создание очередного шедевра. Подойдя к дому, я обнаружил ее в саду, она была в полупрозрачном шифоновом платье вековой, должно быть, давности и старомодных туфлях на высоких каблуках. Она направилась ко мне, и платье, под легким ветерком, туго облегало ее стройное тело. Подобно леди Шалот на картине Уотерхауза из галереи Тейт, она взяла меня за руку и повела в дом, где завязала мне шарфом глаза, после чего мы поднялись по лестнице. Мы вошли в комнату. По запаху книг и старой кожи я догадался, что это кабинет старика. Девица усадила меня на кожаный диван. Запечатлев на моих губах влажный поцелуй, она внезапно сорвала повязку. Я открыл глаза и увидел его сидящим за письменным столом не более чем в десяти футах от нас. Опустив голову на руки, он смотрел на нас невидящим взглядом. – Кто? – не поняла Андреа. – Старик, кто же еще? – сказал Домострой. – Но он не шевелился – он был мертв. – И как давно он был мертв? – деловито осведомилась Андреа. – Уже несколько часов. Утром девушка заметила, что он не спустился за своей "Нью-Йорк таймс". Поднявшись на второй этаж, она обнаружила его за столом, уже холодного, и, поддавшись порыву, положила ему голову на руки, после чего позвонила мне. У нее, видишь ли, была несколько эксцентричная натура. – А я-то, дура, хотела удивить тебя своим жалким кожаным бельем! – простонала Андреа. – Рассказывай, что было дальше. – Ничего особенного, – пожал плечами Домострой. – Мы разобрали его вещи: содержимое ящиков стола, папки, коробки с письмами. Присутствие покойника явно возбуждало ее – идея Смерти, наблюдающей за Жизнью. Она сказала, что, займись мы прямо здесь, в кабинете, любовью, получился бы превосходный сюжет для Босха или Сальвадора Дали. — 57 —
|