|
объятиях. Опрокинула на лопатки и стала насиловать поцелуем, после чего обиделась: - Что ж ты лежишь, как христосик? Я вздохнул. - Ты уж прости меня, Нета, но я не могу. - Ах, не можешь? - Нет. - А это там что? Или, может, мне спьяну мерещится? - Да, - признал я, впервые в жизни чувствуя, как расшепляется само ядро моего существа... - Но люблю я другую. - И люби! На здоровье. Я, может быть, тоже люблю одного. Только момент поймать, оно лично мне не мешает. 332 - А ты кого любишь? - Да уж не уполномоченного КГБ! Фильм смотрел про Фантомаса? Вот его, Жан Марэ. Но у любви не убудет, она большая. Так что давай, лови момент! Кто-то вместо меня опрокинул ее и разнял коленом. - Ты погоди (придержала его Нега). Раз-два и в дамки – так со мной нельзя. Конечно, я большая, но я и маленькая. Там. Ты уж культурненько тогда? По-городскому... Холодный пот струился меж лопаток, и Нета уже поймала свой момент, и не один, и раскинула вольготно руки, а тот, кто в силу своего одномерного устройства замещал меня, продолжал трудиться вхолостую, как перпетуум мобиле. Без отдачи. Без цели. Без мысли. - Ну, будет, - остановила Нега этот процесс. – Чего ж изводиться понапрасну! Светает вот. - Она натянула на плечи мне одеяло. - Виновата я перед тобой. Ты уж меня прости. Я поднял глаза - из сумрака уж явственно проступил крест оконного переплета. - Нет в мире виноватых, - ответил я. Подломился, упал лицом в подушку и зарыдал от того, что все у меня в жизни началось с измены. * Мы гнали по проселку так, что то и дело во мне страх: вдруг откроется недолеченная язва? - К ебеней матери! - выкрикивал шофер, оскаливаясь сторону. - Мать схороню, двери-окна забью, оболью самым 333 лучшим бензином и - к еб-беней матери! Я ж в ГДР служил. Ты понимаешь, друг? Цивилизация! Принимал руку с "баранки", кулаком оттирал злую слезу. Демобилизовавшись в мае, он был старше меня года на три- четыре, но рядом с ним в кабине грузовика я казался себе тепличным мальчиком. Не только на армию, этот парень с дубленым лицом и оскалом литых из металла зубов был старше меня на всю свою жизнь, прожитую не в Северной Венеции - в Бездненском районе. У реки он тормознул. Грузовик въехал в грязь и вхолостую тряся капотом. Шофер достал из-за пазухи бутылку местной "Московской", которую я купил в Бездне, чтобы расплатиться за доставку, энергично содрал зубами станиолевую пробку. - Пей... Давай, студент! Как бабки говорят - за упокой души. Как штыком разжимают рот "языку", не выдающему военную тайну, так я разжал свой рот горлышком бутылки. — 158 —
|