В Москву!

— Да это разве пробка? — сказала Лиана. — Пробка будет, когда мандариновый сезон начнется. А потом — мимозный. Эти сезоны тут желтой лихорадкой называют. Каждый год в давке кого-нибудь насмерть убивают.

— Какой ужас! — сказала Алина. — А почему не расширят пост?

— А никому не надо, чтобы не было пробки. Они же все с этого живут: менты, таможенники. Знаешь, сколько зарабатывают! Твоему олигарху столько и не снилось. И местные, которые вокруг поста, тоже зарабатывают на пробке. За деньги пропускают через свои дворы — чтобы человек мог пробку объехать и ближе к посту выехать.

— А этот Тигранчик — это твой одноклассник? — спросила Алина.

— Ты что! Мои одноклассники — все министры! — сказала Лиана.

— Серьезно? — удивилась Алина.

— Как была не от мира сего, так и осталась, — ласково сказала Лиана, глядя на подругу с умилением.

Алина с Лианой вышли на площадку, где так же, как и с другой стороны, толпились люди и гудели машины. На абхазской стороне тоже был свой майор. Какая-то женщина в истерике кричала ему:

— Да зачем же вы пропускаете без очереди? Мы же с ночи ждем, с детьми. Пустите нас к шлагбауму!

— Нельзя, — бубнил майор. — Без таможенного досмотра нельзя.

— Да как же нельзя! Нам нельзя, а вон тем можно? А я видела, видела, они заплатили! Они сами сказали, что полторы тысячи заплатили!

— Полторы! — вдруг вскипел майор. — Скажи спасибо, что полторы! Ваши на той стороне две с половиной берут!

— Вот мы и в заднице мира, — сказала Лиана Алине. — Здесь он тебя точно не найдет.

Четвертая глава

Береги пшеницу, Как ока десницу.

Какой-то великий кубанский поэт

На перекрестке двух главных улиц старого южного города — улицы Мира и улицы Ленина — высилось дряблое здание — бывший кожвендиспансер, теперь медиахолдинг «Вольная Нива», в просторечии — «Вольняшка». Холдинг принадлежал патриотично настроенной краевой администрации и объединял патриотическую газету, патриотическую радиостанцию и патриотический телеканал — в том понимании патриотизма, каким он виделся губернатору края. Во дворе со времен диспансера остался небольшой и уютный анонимный кабинет.

Рулил холдингом лично губернатор — большой человек, небожитель, величественный Батько Демид. Когда небожитель болел сезонными гриппами, рулила его любовница — бывшая красивая женщина, ставшая злой и надменной то ли от власти, то ли от климакса.

Главными подвигами своей долгой жизни губернатор считал эпизоды, когда он однажды обругал Горбачева, а за ним через год — Ельцина. Послал их куда подальше за то, что оба шпионы и предатели Родины — так он рассказывал. «…А он обращается ко мне и говорит: «А вот земляки южане…» А я ему говорю: «Это с каких пор я тебе, собака, земляком стал?» «…А тот обращается ко мне и говорит: «Друзья, давайте…» А я ему говорю: «Это с каких пор я тебе, пьяндолыга, другом стал?»