|
– Много там народу? – спрашивает Тина Кубек. Максин Гроссингер подсматривает в дырочку. – Кучи. – Ты же, наверное, уже привыкла к этому, – замечаю я. – После всех своих выступлений. – Когда я играю на скрипке, я не нервничаю. А это гораздо страшнее. – Я тоже очень боюсь, – откликается Объект. На коленях у нее стоит баночка с облатками, которые она поедает как конфеты. Теперь я знаю, почему она стучала себя по груди в день своего первого появления. Смутный Объект практически постоянно страдает от изжоги, которая усиливается в стрессовых ситуациях. Несколько минут тому назад она выходила, чтобы выкурить последнюю сигарету, а теперь жует противокислотные таблетки. Вероятно, жизнь на унаследованные деньги была чревата приобретением старческих привычек – взрослых потребностей и отчаянных мер по созданию паллиативов. Объект был слишком юн для того, чтобы ее организм реагировал таким образом. У нее не было крошащихся ногтей и мешков под глазами. Но в ней уже проснулась страсть к утонченному саморазрушению. От нее пахло табаком. Желудок был в ужасном состоянии. И лишь ее лицо продолжало излучать осеннюю свежесть. А кошачьи глаза над курносым носом тревожно моргали, вглядываясь в задник, за которым нарастал шум. – А вон мои мама и папа! – кричит Максин Гроссингер и, повернувшись к нам, расплывается в широкой улыбке. Я еще никогда не видел, чтобы Максин улыбалась. У нее редкие и неровные зубы, на которых тоже стоит пластинка. И вдруг ее неприкрытая радость сближает нас. Я начинаю понимать, что за пределами школы она абсолютно счастлива. Что там, в доме за кипарисами, она ведет совсем иную жизнь. – О господи! – Максин снова подсматривает в дырочку. – Они сели в первый ряд. Они будут смотреть прямо на меня. И мы все по очереди начинаем подсматривать. Только Смутный Объект остается сидеть на своем месте. Я вижу, как подъезжает машина моих родителей. Мильтон останавливается на вершине холма, чтобы окинуть взглядом стадион. Судя по выражению его лица, ему все нравится – и изумрудная трава, и выбеленные деревянные скамейки, и увитая плющом школа в отдалении. В Америке только в Новой Англии можно избавиться от национальных примет. На Мильтоне синий пиджак и кремовые брюки. Он похож на капитана дальнего плавания. Приобняв за талию Тесси, он спускается вниз, выбирая место. Потом мы слышим, как публика замолкает, и раздается флейта Пана – это мистер да Сильва включил свой проигрыватель. Я наклоняюсь к Объекту и говорю: — 254 —
|